Сто лет жизни в замке - [40]

Остаток дня проходил в замке следующим образом. Около половины третьего дамы в длинных платьях, на высоких каблуках присоединялись к охотникам посмотреть, как они стреляют. В шесть часов все возвращались в замок и собирались у хозяйки дома. Элизабет и Анри, которые со времени их помолвки пели дуэтом, выступали перед гостями. В конце недели к ним присоединялся герцог де Ля Форс. Обладая красивым голосом, он любил у себя дома петь за столом и радовать свою семью известными ариями из «Вильгельма Теля», «Аиды», «Пророка» и особенно из его любимой оперы «Гугеноты». После того как заканчивался этот мини-концерт, все поднимались переодеваться к ужину, и Анри каждую минуту заглядывал к жене, настоятельно советуя ей одеться тщательнее. «Хорошенько приведите себя в порядок, Бебет, примите важный вид!» — говорил он ей, как нам это рассказывает ее правнучка. В скобках следует заметить, что это не вероятное уменьшительное «Бебет» приводит в замешательство. С раннего детства и в течение всей супружеской жизни оно преследовало сказочную женщину, у которой было все от принцессы из легенды.

Ужины были «веселыми, все много кричали, и сегодняшняя охота была главной темой беседы». Анри был не таким, как совсем недавно. Он мало уделял внимания жене. Вечера были немного тяжелыми; выйдя из-за стола, мужчины шли в курительную комнату, оставляя женщин в гостиной, где герцогиня Греффюль вязала до тех пор, пока не гасили свет. Тогда Элизабет вставала, садилась по очереди на все стулья, пока не оказывалась за роялем и пела под музыку грустное адажио.

«Иногда под каким-либо предлогом ей удавалось вырваться из гостиной и спрятаться за дверью курительной комнаты… где она старалась услышать дорогой голос любимого мужа. С удивлением она узнала, что в Буа-Будране большое место в разговорах занимает то, что касается обыденной жизни. И в первую очередь вопросы здоровья. Она вздрагивала каждый раз, когда слышала, как ее свекр произносил с довольным видом и с полураскрытыми глазами в знак высшего одобрения: «Это заслуживает очищения желудка».

Подобное заявление вызвало бы скандал в замке Шимей, где молодая виконтесса воспитывалась нежно любимой матерью, которая стократно возвращала ей эту любовь.

Когда граф Шарль Греффюль отдал свою душу Богу, Анри стал хозяином Буа-Будрана и, если он решил сохранить маленький замок с зелеными ставнями, с богатой мебелью немного в буржуазном стиле, то все же решил, что его явно недостаточно. Поэтому он добавил к нему огромный флигель, построенный с хорошим вкусом и крайней роскошью. «Это был, — скажет герцог де Ля Форс, — Версаль Великого Короля, сообщающийся уже не с маленьким замком в стиле Людовика XIII, а с буржуазным домом времен Короля-Гражданина».

Облавы Буа-Будрана стали после этого знаменитыми во всей Европе. На них убивали по пятнадцать тысяч фазанов в один день, так как Анри хотел видеть у себя только выдающихся стрелков, среди которых присутствовало неизменное трио королей, завсегдатаев больших французских охот: Эдуард VII, Альфонс XIII и один из лучших стволов Европы Карлос Португальский. Гам можно было также увидеть президента Республики Феликса Фора, элегантного, хорошо воспитанного мужчину, еще не знавшего о своей будущей кончине в объятиях прекрасной Мег Стенхайл.

Герцогиня Греффюль не следила за охотой, но она всегда председательствовала на ужинах, где ее грация, большие ясные карие глаза, очаровательная улыбка, ослепительные зубы и королевская фигура производили дивное впечатление. Герцог д'Омаль, неоднократно приглашавший ее в Шантий, говорил о ней: «Это лилия, которая может превратиться в лиану…».

Она завораживала художников. Фольгиер вытесал ее бюст в мраморе, Ля Гайдара написал с нее прекрасный портрет. Что касается Элле, он следовал за ней по пятам три дня, в поезде и в Буа-Будране, с блокнотом в руках, сделав множество рисунков. Он запечатлел ее во всех позах на балконе, в гостиной, за чтением, за туалетом, перед мольбертом, так как она тоже была интересным портретистом. Сохранился прекрасный портрет ее кисти аббата Мюгние и другой маркизы де л'Эгль, сестры ее мужа. Эта удивительная женщина имела настоящие способности к искусству. Она заворожила Родена. Следует согласиться с тем, что она жила наиболее интенсивной жизнью не в Буа-Будране, а в Париже, где из своего особняка на улице Астор она руководила Большими Музыкальными Слушаниями, ставила «Тристана и Изольду», увлекалась русским балетом и занималась другой разнообразной деятельностью, в которой даже наука находила свое место. Буа-Будран, охотничье угодье, был прежде всего сферой деятельности Анри. Он царствовал там днем, но вечера оставались за Элизабет.

До перестройки замка домашний театр занимал большое место в развлечениях «По возвращению, с охоты, — рассказывал Андре де Фукиер, который часто бывал в замке, — все грелись у большого огня в камине, беседовали или устраивали спектакли. Наши снисходительные зрители веселились не меньше нас над нашими провалами в памяти. Если кто-то забывал свою роль, мы импровизировали, и случалось, что суфлер имел та кой же успех, как и артисты…». Но когда Буа-Будран начал конкурировать с Версалем, с его огромными гостиными и настоящим театром, появились исполнители другого рода: специальные поезда привозили в замок артистов Парижской Оперы и ее балета, Комеди Франсез, не считая исполнителей из других театров, и в первую очередь великую Сару Бернар, Оранжереи, где выращивали гигантские гвоздики и неизменные орхидеи, поставляли сказочные декорации из цветов…