Сто лет восхождения - [25]
— Так, так! — удовлетворенно бурчал Лукирский, а затем с осуждающей интонацией произносил: — Ну и почерки у вас, коллеги. Сразу видно отсутствие уроков каллиграфии в детстве. Все спешите...
И это ворчливое замечание профессора, серьезного ученого, известного во многих лабораториях мира, звучало для препаратора Арцимовича мощнее мажорной симфонии. Еще бы, слово-то какое — «коллеги». Левушка Арцимович выдержал свой первый экзамен на чин подлинного физика-исследователя.
— Ну что ж! — довольно проговорил профессор. — Теперь осталось сделать самую малость — написать. Гендерсон и Джордан в «Физикал ревью» опубликовали на эту тему любопытную статью. Но у вас данные богаче. Дерзайте!
Последнее слово Лукирского проскочило мимо внимания ликующего препаратора. Главное — два года работы с Алихановым не пропали даром. Остальное приложится. Ну что такое статья, суммирующая результаты исследований? Главное — результаты, которые полнее, чем у Штаусса, Эдвардса и других признанных авторитетов в этой области. Тем более слово — не дело. Тут уж он не уступит в умении Абраму Алиханову.
Утром промозглый туман затянул голые кроны деревьев. У Абрама Алиханова — человека гор и жаркого солнца — в такие дни портилось настроение. А может, причина крылась в чем-то другом. Но только он начисто забраковал план будущей статьи.
Артем возник, как всегда, в самый подходящий момент. Ни секундой раньше, ни секундой позже. Быстрым взглядом окинул скомканные листочки бумаги, которые, как тела павших на поле брани, усеяли пол вокруг стола препаратора.
— Все ясно! Муки творчества. Ну-ка покажи.
Он склонился над столом, вчитываясь в начальную фразу. Больше всего сейчас препаратор боялся едкого языка Артема. Ему самому начальная фраза статьи уже казалась неуклюжей.
— Так что тебя смущает? спрашивал Артем.
— Понимаешь, замучился со всеми этими «с одной стороны», «с другой стороны». Сплошные стороны, а фраза как каша-размазня из нашей столовой.
— Ну и что? — Артем снисходительно посмотрел на него. — Главное — точность. Это же не роман в двух частях с прологом и эпилогом. Главное — мысль, с точностью до микрона. Ты еще опиши пейзаж за окном. Деревья без листьев, деревья в пышной листве. — Голос Артема сейчас ехиден. — Тоже мне Флобер. Если уж так неймется, напиши: — При сборке прибора из-за корявых рук на тот момент одного из авторов статьи крышка стеклянного сосуда не выдержала жестоких надругательств. Ах, не нравится. Тоже мне поборник изысканного стиля.
— По-твоему, так можно? — спрашивает препаратор.
— По-моему, хватит переводить драгоценные листы писчей бумаги. Идем обедать.
Они хлебают все тот же опостылевший супчик из пшена и воблы. Артем для аппетита приправляет его рецептом бозбаша по-эчмиадзински.
— Берешь баранину. Лучше грудинку... Знаешь, с такими узкими косточками. И нужен-то всего кусочек граммов на двести.
Ложки уже скользят по дну тарелок. Чувство голода притупилось. Но Артем разжигает его. Пока-то официантка принесет все ту же пшенную кашу.
— Заливаешь холодной водой и варишь. Ну, естественно, лук, перчик. Тут самое главное пропорция. Вот мама у нас... На простом очаге во дворе...
Артем даже сглотнул слюну. После его рассказа на кашу смотреть не хочется. Но Артем решительно хватает ложку.
— Тут главное — не дать перекипеть.
Он бросает быстрый взгляд на Арцимовича:
— Да брось ты. Все идет как надо. Даже у признанных романистов первая фраза — камень преткновения. Мне знакомый писатель-юморист, я с ним в бане познакомился, жаловался: «Самая трудная первая фраза».
Пока друг друга вениками хлестали, все бубнил об этом. Хочешь, пойдем к нему в гости и спросим. Приглашал. Сам адрес в мою книжечку записал. Вот — Михаил Зощенко.
Внешне ритм жизни остается прежним. Работа в лаборатории, с редкими быстрыми перекурами, торопливый обед в институтской столовой. По вечерам неизменные тренировки в спортзале до седьмого пота. В Физтехе почему-то еще с незапамятных времен среди молодежи вспыхнула эпидемия бокса. Может быть, потому, что это чисто английский вид спорта, и в Кавендишской лаборатории тоже грешат пристрастием к прямым ударам и апперкотам.
И вот наступает день, когда препаратор кладет на стол руководителю несколько листов бумаги, заполненных торопливым экономным почерком. Все тот же толстый карандаш с заново отточенным острым клювом угрожающе нависает над строчками. Но погода нынче разгулялась, и оранжевое стылое солнце упорно светит прямо на стол Алиханову. И жало карандаша уже не гуляет по рукописи. Всего дважды Алиханов переставил слова местами.
Вот и последняя страница. Алиханов откладывает почти не пригодившийся красный карандаш и огорошивает препаратора вопросом:
— Вы знаете, Лева, что такое настоящий плетень?
— Конечно! Что я, плетней не видел?
— Понятно. А из чего он делается, плетень?
— Значит, так. Колья, а затем прутья.
— У нас в Армении — это лоза.
— Пусть лоза. И так, знаете, одна к одной.
— Именно! Одна к одной. Вот прочтите.
Абрам протянул четыре странички своего текста. Первое, что бросилось в глаза Арцимовичу, был рисунок, который четкостью линий как бы вклинился в торопливую вязь алихановской рукописи. Лева впился глазами в текст. Но Абрам остановил его:

Повесть-хроника "Истории без любви" посвящена многолетней выдающейся деятельности Института электросварки имени Е. О. Патона, замечательному содружеству ученых и рабочего класса, их славным победам в создании новейшей техники наших дней. Каков он, творец эпохи НТР? Какие нравственные категории владеют им? Такие вопросы ставят и решают авторы.

Многие физики всю свою жизнь посвящают исследованию конкретных аспектов физического мира и поэтому не видят общей картины. Эйнштейн и Шрёдингер стремились к большему. Поиски привели их к важным открытиям: Эйнштейна — к теории относительности, а Шрёдингера — к волновому уравнению. Раздразненные найденной частью решения, они надеялись завершить дело всей жизни, создав теорию, объясняющую всё.Эта книга рассказывает о двух великих физиках, о «газетной» войне 1947 года, разрушившей их многолетнюю дружбу, о хрупкой природе сотрудничества и открытий в науке.Пол Хэлперн — знаменитый физик и писатель — написал 14 научно-популярных книг.

Книга посвящена жизни и творчеству выдающегося советского кристаллографа, основоположника и руководителя новейших направлений в отечественной науке о кристаллах, основателя и первого директора единственного в мире Института кристаллографии при Академии наук СССР академика Алексея Васильевича Шубникова (1887—1970). Классические труды ученого по симметрии, кристаллофизике, кристаллогенезису приобрели всемирную известность и открыли новые горизонты в науке. А. В. Шубников является основателем технической кристаллографии.

Джеймс Клерк Максвелл был одним из самых блестящих умов XIX века. Его работы легли в основу двух революционных концепций следующего столетия — теории относительности и квантовой теории. Максвелл объединил электричество и магнетизм в коротком ряду элегантных уравнений, представляющих собой настоящую вершину физики всех времен на уровне достижений Галилея, Ньютона и Эйнштейна. Несмотря на всю революционность его идей, Максвелл, будучи очень религиозным человеком, всегда считал, что научное знание должно иметь некие пределы — пределы, которые, как ни парадоксально, он превзошел как никто другой.

«Занимательное дождеведение» – первая книга об истории дождя.Вы узнаете, как большая буря и намерение вступить в брак привели к величайшей охоте на ведьм в мировой истории, в чем тайна рыбных и разноцветных дождей, как люди пытались подчинить себе дождь танцами и перемещением облаков, как дождь вдохновил Вуди Аллена, Рэя Брэдбери и Курта Кобейна, а Даниеля Дефо сделал первым в истории журналистом-синоптиком.Сплетая воедино научные и исторические факты, журналист-эколог Синтия Барнетт раскрывает удивительную связь между дождем, искусством, человеческой историей и нашим будущим.

Эта книга – захватывающий триллер, где действующие лица – охотники-ученые и ускользающие нейтрино. Крошечные частички, которые мы называем нейтрино, дают ответ на глобальные вопросы: почему так сложно обнаружить антиматерию, как взрываются звезды, превращаясь в сверхновые, что происходило во Вселенной в первые секунды ее жизни и даже что происходит в недрах нашей планеты? Книга известного астрофизика Рэя Джаявардхана посвящена не только истории исследований нейтрино. Она увлекательно рассказывает о людях, которые раздвигают горизонты человеческих знаний.