Сто лет полуночества - [15]
Разве может солнце светить вечно? Пугая и восхищая своей нескончаемостью, словно убегающая в даль, манящая в путь дорога меж золотых полей. Когда‑нибудь этот сияющий палящий диск опускается за горизонт и… остается. В пшеничных выгоревших волосах девушек с солнечными поцелуями–веснушками, в озорных, лучистых улыбках детей. Солнце в сердце гостеприимного хозяина. Он уже накрыл на стол, разлил по стаканам молодое вино и ждет гостей у калитки дома.
— А закат‑то алый. Быть ветру, — лузгая семечки, окликнет соседка тетя Маша.
— Главное, дождя не видать, — ответит сосед.
Значит, завтра снова будет светить обжигающее, с подпалинами, пьянящее солнце. Бесконечное. Как жизнь.
Колода воспоминаний
Наша память — это пыльные антресоли. Там, наверху, хранятся отдельные эпизоды, яркие события или грустные мелодии давно минувших дней. Со временем воспоминаниям становится тесно. Некоторые из них рассыпаются в прах, изъеденные молью, другие — теряются. Но все они — грустные и смешные, о любви, о детстве, о родителях и друзьях — создают необыкновенную картину того времени, в котором кто‑то жил, любил, терял… Картину жизни, которая была…
БЫЛА и осталась — в фотографиях, письмах, стихах и воспоминаниях.
На антресолях нашей памяти хранится вечность.
Я сижу за столом перед книгой. Учусь читать. Ноги бултыхаются в воздухе, едва доставая до пола. Мне 5 лет. А в комнате суета и спешка — это родители собираются в гости. Мама подходит и наклоняется надо мной, ее рука переворачивает страницу, мелькает золотое кольцо с янтарем — застывшая медово–желтая патока. Тот самый кусочек памяти, который хранится теперь в моей шкатулке.
Как часто с братом в отсутствие родителей мы лазили по шкафам. Он разглядывал коллекцию марок, а я — деревянную коробку с бижутерией. И, конечно, полный восторг — мамины платья и туфли. Её модные ярко–красные босоножки я сломала не сразу, раза с третьего, когда походкой манекенщицы, бодро цокая, вышагивала по паркету. Каблук пришлось ставить на место с помощью клея "Момент". В этих же босоножках я выписывала красивейшие пируэты на роликовых коньках…
Мамины вещи притягивали как магнит. Они по–особому пахли — духами и нежностью. Когда она уезжала в командировку и становилось совсем тоскливо, я шла в родительскую комнату "обниматься" с маминым халатом… А потом мы вдвоем поехали в Ленинград. В 30-градусный мороз бродили по музеям и любовались "ледовой" Невой. Но ни замерзшие ноги, ни потрясающая архитектура старинных зданий, ни бесконечный (подавляющий своей мощью) Эрмитаж не потрясли меня так сильно, как "мой" первый балет.
…темный полумрак театра, обрывки сказочной музыки и балерины в пышных пачках — хрупкие эльфы, парящие над сценой, — мир расплывается, растворяется.
…он навсегда захватил в плен мою душу — балет.
Только став взрослым, понимаешь, как был счастлив на самом деле. В какие моменты и почему.
Когда мама уезжала в Ленинград на сессию, мы с братом моментально начинали болеть. Отец лечил нас своими (нетрадиционными) методами, которые опробовал сначала на мне. Никогда не забуду вкуса мерзкой репы с медом и луково–чесночных капель. Долго я металась тогда по потолку из‑за сожженной носоглотки…
А математика, не оставляющая меня в покое ни ночью, ни днем! Как же я её ненавидела… И вот уже в который раз, не сумев вычислить квадратный корень, горестно вздыхая, шла к отцу, который с упоением смотрел детектив по телевизору. Объяснения я слушала в одно ухо, телевизор — в другое… В итоге, мы вдвоем утыкались в экран, а раскрытый учебник валялся рядом, в ожидании лучших времен.
На праздники, дни рождения в дом приходили гости. Стоял такой гам, что весь двор был в курсе, где и что празднуют. И хотя нас с братом рано укладывали спать, до глубокой ночи слышали мы раскатистый смех, музыку и песни, которые распевали во весь голос друзья родителей.
Детские воспоминания — загадочные. Есть грустные, но, когда пытаюсь их отыскать, — они исчезают. А иногда, вдруг, откуда ни возьмись, мелькнет картинка детства, о которой даже не подозревал. Эти картинки, как сны, существуют в своем параллельном мире. Их невозможно подчинить строгой классификации, они несуразно перетасованы между собой. Не ты руководишь ими. Всё наоборот. И ничего удивительного. В страну с названием "детство" мы возвращаемся каждый раз благодаря родителям.
Для них мы — всего лишь дети. Навсегда.
Он был обыкновенным курсантом. Кучерявым дылдой. Но мне почему‑то казался Аполлоном в военной форме. Как же она ему шла, эта форма! И когда я все же милостиво разрешила проводить себя Домой — неизвестно в какую секунду оказалась вдруг сидящей на его острых коленках. ЧТО?! Поцеловать?! Какая наглость! Три раза виделись, потанцевали — и поцеловать?
Бедный парень, он не мог найти разгадку тайника женской души. По окончании учебы в военном училище "аполлон" уехал в Москву. Так и не узнав, что сердце вредной кокетки разрывалось от тоски и печали.
Это была любовь. Первая и взрослая. Безумно–платоническая, плаксиво–романтическая. В 16 лет я рисовала в мыслях эпические картины: как приеду в Москву, случайно встречу Его, он упадет на колени, сраженный неземной красотой, и, заливаясь горькими слезами, откусит в порыве отчаяния оба локтя (себе, естественно), поняв, что навсегда потерял бесценное сокровище (то есть, меня), так как я "другому отдана и буду век ему верна" (цитируя великого поэта). Бразильским сериалам и не снились подобные страсти…
Категорично деля восточные традиции на плохие и очень плохие, как то: молчащая женщина в черном хиджабе, террористы–арабы и бесконечные войны в Палестине и Ливане, что по сути, мы знаем о них? И что знают они о нас?Иноверцы друг для друга, с испуганным любопытством вглядываемся в чужую культуру, вслушиваемся в иноязычный молебен – и не слышим, не видим, не понимаем, а потому, отторгая – не принимаем. Два разных, кардинально противоположных мира боятся друг друга, и бьются не на жизнь, а на смерть…Но и колокольный малиновый перезвон, и протяжная молитва муэдзина взывают лишь к одному – к любви, миру и радости бытия.
Никогда не задумывались, вы, о чайных грибах? Мне с детства казались они чем-то потусторонним – выходцы не из нашего мира. Данный рассказ, конечно, не о грибах. Это маленькая история обычного россиянина – Олега Сысоева, который совершенно не мог представить, что жизнь его так круто изменится. Содержит нецензурную брань.
Девять человек, немногочисленные члены экипажа, груз и сопроводитель груза помещены на лайнер. Лайнер плывёт по водам Балтийского моря из России в Германию с 93 февраля по 17 марта. У каждого пассажира в этом экспериментальном тексте своя цель путешествия. Свои мечты и страхи. И если суша, а вместе с ней и порт прибытия, внезапно исчезают, то что остаётся делать? Куда плыть? У кого просить помощи? Как бороться с собственными демонами? Зачем осознавать, что нужно, а что не плачет… Что, возможно, произойдёт здесь, а что ртуть… Ведь то, что не утешает, то узлы… Содержит нецензурную брань.
У озера, в виду нехоженого поля, на краю старого кладбища, растёт дуб могучий. На ветви дуба восседают духи небесные и делятся рассказами о юдоли земной: исход XX – истоки XXI вв. Любовь. Деньги. Власть. Коварство. Насилие. Жизнь. Смерть… В книге есть всё, что вызывает интерес у современного читателя. Ну а истинных любителей русской словесности, тем более почитателей классики, не минуют ностальгические впечатления, далёкие от разочарования. Умный язык, богатый, эстетичный. Легко читается. Увлекательно. Недетское, однако ж, чтение, с несколькими весьма пикантными сценами, которые органически вытекают из сюжета.
События, в которых вы никогда не окажетесь, хотя прожили их уже не раз.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Метафоричный рассказ о том, как амбициозная главная героиня хочет завершить проект всей своей жизни, в котором видит единственную цель своего существования. Долгое время она сталкивалась с чередой неудач и неодобрением родственников, за которым стоит семейная трагедия, а сейчас рассуждает о причинах произошедшего и поиске выхода из сложившейся ситуации.