Сто фильтров и ведро - [35]

Зал обучения пуст по-прежнему, и чета Хоменко просится в неоплачиваемый отпуск, в санаторий ФСБ. Чтобы развеяться и отдохнуть от «УЛЬТРА Плюс».

Понимаю и приветствую. Из-за всей этой кутерьмы им не платили с Нового года, и мы не получили ни доллара, а деревья у института уже выгнали листву…

И тут происходит нечто непредсказуемое. Иришка в куски ссорится с «Машец». Официальная версия — они поссорились из-за Ушакова, который, как я и предполагал, не просто банкрот — он должен полтора миллиона, пытается стать посредником в чужих делах, продает рыбу и видеокассеты, живет на холостяцкой квартире Иришкиного бывшего мужа Пети и голодает неделями. Бывает и так. Мне, собственно, все ясно. Прежде всего, ясно то, что наш договор с «Машец» не работает, и что нового нет. Что мы лишились базового продукта, нашего несравненного фильтра 1Q, о котором моими стараниями заговорил город.

Еще мне ясно, что нам немедленно нужно либо соглашение с R-Can, либо другой производитель — и что поиски и переговоры займут месяца полтора. И что, поскольку подходят сроки поставки клиентам, мы вынуждены выкупить еще одну партию брака. Вот что мне ясно, как день Божий.

Никого не спросясь, я готовлю в R-Can письмо, где последовательно излагаю претензии и предлагаю соглашение, но куда его направлять? У Иришки якобы нет адреса, адрес — у «Машец», которая забилась под плинтус и не подходит к телефону неделю. Отыскать эту чертову фабрику для меня дело получаса — я звоню в коммерческий офис посольства Канады, и через двадцать минут мы получаем факс, где есть все: адрес, телефон, факс, количество служащих, дата основания, фамилия президента фирмы. Мне нужно немедленно выяснить: раз — заменят ли они брак, два — подпишут ли они с нами соглашение, поскольку в конце мая в Москве ожидается выставка производителей очистительных систем, в которой, как я уже прослышал, они намерены участвовать, три — вывести неизвестно куда канувшую «Машец» из наших деловых отношений. Я посылаю факс с соглашением и письмом, и ближе к вечеру — погожим канадским утром, звоню в R-Can. Их президент что-то мямлит: они скоро ответят на наш факс, но меня поражает другое — они не получили наши деньги за сто фильтров.

Вот это — самое интересное.

Иришка, у которой тут же находятся все данные фабрики, клянется, что, дескать, запретила «Машец» перечислять им деньги, пока не разберутся с браком, но я знаю, что это — ложь. Обычное бессвязное Иришкино вранье, не способное обмануть саму Иришку.

Прелесть нашего положения я понимаю мгновенно. И в состоянии оценить осторожность полученного нами massage, в котором нет ни слова ни о соглашении, ни о претензиях — явно поработал канадский юрист. Они обещают посетить нас в конце мая.

Итак, у нас нет договора, о чем — о возможности чего — я сто пятьдесят раз предупреждал этого шута в юбке. Фильтры текут, клиенты звонят и лезут на стену, договоров — ноль, нашу несчастную контору парализует намертво.

И это — не последняя новость.

Следующая такова: нежданно-негаданно мне, на ночь глядя, звонит Борис, спрашивает, поступила ли нам следующая партия — ему, дескать, надо еще тридцать пять штук — при том, что за истекший месяц он привез всего-навсего шесть частично оплаченных договоров. Я говорю ему по-дружески: «Коля, забудь о новых фильтрах, пока не продашь те, что есть, и не дашь план продаж — пятьдесят единиц в месяц, ведь ты его подписал, не так ли?». Шифоньер спорит — что-то бурчит про содействие, про период становления.

Какой период становления — представительство работает уже полгода?

Утром звонит уже не он, а его тренинг-менеджер, старая мымра, состоящая у нас на окладе — и орет, как резаная, что на складе нет фильтров. Она несет какую-то околесицу, в чем-то винит нас, например, что мы отпустили в отпуск Хоменко. «Вас забыли спросить!», — отвечаю я ей, но унять ее нет возможности. Ей нужен скандал, ссора. Ей нужно обвинить нас, неважно, в чем. И, не стесняясь в выражениях, я советую ей попросту закрыть рот. Потому что мне, видите ли, все ясно и с Борисом, и с его Ярославским представительством. Я побожиться готов, что Борис двинул наши фильтры за наличные или перекрутился на них. И крутился бы впредь — не направь я в Ярославль директиву, напоминающую наполеоновский приказ.

Директива точно соответствует нашим инструкциям и Положению об их паршивом представительстве. Нерентабельное представительство подлежит закрытию — либо преобразованию в агентство или в магазин-салон. Если при этом им нужен складской запас, вопрос подлежит обсуждению. Никаких новых продуктов до ревизии и сверки накладных. Никаких новых продуктов до выхода на плановые показатели по S1Q, М2, М4.

В городе Ярославле начинается паника, который городок не помнит со времен княжеских междоусобиц.

Целый день нам звонили какие ярославские люди — а на следующий день на фирму прискакали молодой парень-менеджер и женщина-представитель моих лет. Оба тряслись и заикались. Парень косился, как дикий конь и все норовил понизить голос. Мы обогрели и обласкали их. И когда, наконец, они обрели дар речи, пошли подробности, одна другой круче. Картинка выглядела так: получив мою директиву, шифоньер объявил представительство распущенным, фирму — обанкротившейся, меня — изменником и врагом. Он потребовал, чтобы ему немедленно сдали всю наличность, словом, заметался, как крыса по раскаленной плите. К нам он должен был прибыть завтра с отчетом. Меня интересовало одно: фильтры. Сколько фильтров свел у нас Борис? Оба не могли ничего сказать. Мне показалось, что парень сейчас заплачет.