Сто фильтров и ведро - [33]

Такова печальная повесть о падении дома Ушаковых.

Таковы реалии сегодняшнего дня.

Мистер Ушаков изволит посетить нас на дому, в сопровождении Иришки — которой хреново так, что она ложится на нашу постель в комнате и лежит пластом во все продолжение наших консультаций. А еще мистера Ушакова сопровождает некто Петров, его партнер, тип с бородой, основательный во всех отношениях и, несомненно, умудренный. Похож на онаниста-истязателя. Приглядывается. Из тех, кто все видели, все слышали, все знают. Прибыл к нам с инспекторской миссией. Мы садимся на кухне — напротив этой парочки, Лера и я. Мы у себя дома.

Ушаков выглядит моложе меня лет на пятнадцать, хотя старше, как выясняется, на пять. Канада пошла ему на пользу. Позер тот еще — но время, когда эмигрант мог кого-то впечатлить позами и апломбом, вышло.

Первые его слова: денег нет.

Нет так нет. Его бизнес.

А где, спрашиваю я, те двести тысяч, которые вложил он — не считая денег Бори и Саши? Каким образом он вкладывал их, против чего, почему они нигде не обозначились?

Небрежный жест: подумаешь, дали двести тысяч «девчушкам на колготки».

Ну, тогда, может быть, не следует жалеть, что девчонки промотали деньжонки? Инспектор Петров из своего угла что-то бурчит про санацию.

— Какая санация, — говорю я, — вы кто — ангелы, у вас есть деньги?

Вообще они хотели бы проверить положение дел на фирме. Это пожалуйста.

И еще они хотели бы получить планы развития — только не очень длинные.

Вот это — нет.

И я объясняю, что меня наняли для одной-единственной задачи: получить положительный баланс. Как только сальдо будет плюс один доллар США, моя миссия окончена. Пусть ищут другого менеджера. Инспектору Петрову, который норовит вставить свои три копейки, я цитирую народный фильм: «У нищих слуг нет». Петров замолкает — что тут скажешь. Нет денег. И я говорю — мне не интересно, куда и как их растратили — важно, что их в бизнесе нет. Уже неделя, как я знаю судьбу этих злосчастных двухсот тысяч долларов. Иришка в припадке откровенности проболталась Лере, под строжайшим секретам — чтобы, не дай Господи, не дошло до меня.

Как выяснилось, Иришка с «Машец», накупили на эти деньги канадские шубы на продажу, не посоветовавшись даже с «челноками», как раз, когда на наш рынок вошли греки, турки и итальянцы со своими шубами, дубленками и лейблами — и дамы заехали с этими шубами тут же. Шубы лежат не проданными. Возможно, о сей день. Почему нет? Неделю я исправно прикидываюсь олухом. Обожаю розыгрыши. В восторге от семейства Ушаковых.

Еще, узнав, что у него какие-то дела на Украине — не то с поставками леса, не то гробов, я предлагаю помочь моими связями. Снова небрежный жест: на Украине все схвачено. Где-то я это уже слышал. Я предлагаю им кофе — намек, что переговоры окончены. Ушаков идет в комнату к Иришке и что-то ей тихо втолковывает. Возвращается. Нервно и зло говорит, что если дела не пойдут в гору, он прихлопнет эту фирму. На что я отвечаю: он просто обяжет всех нас, если сделает это завтра же. И привезет супругу объясняться с клиентами. Этого я не говорю, и так сказано достаточно, для первого раза.

И действительно, назавтра мне звонит Петров — и просит разрешения ознакомиться со всей внутрифирменной документацией, и я с ходу понимаю, что он затеял выяснить — не обворовывают ли их? После того, как все уже украли. «Что вы еще хотите получить?» — спрашиваю нейтральным тоном. Ну, он хотел бы посмотреть «экономику фильтра». Вот это я люблю. Что значит — экономику фильтра? Калькуляцию себестоимости? Тут он мне говорит, чтобы я бросил свои американские штучки — про сети распределения и планирование продаж. Нужно брать фильтр в зубы и бежать продавать. Кто, спрашиваю я, мешает ему взять фильтр в зубы? Фильтры на складе, зубы — при нем. У них для этого целая сеть наготове. Взяли, да побежали. И все дела.

Петров действительно прется на фирму и пытается произвести там ревизию. Я аккуратно и молча снабжаю его всем, чем пожелает.

И тут, наконец, до них доходит, что раз нам наплевать, значит, Генеральный директор и Генеральный менеджер готовы развернуться и уйти на все четыре.

А где еще найдешь профессиональных и порядочных людей, вкалывающих на совесть?

С нами явно перегнули палку, это надо исправлять.

И нас снова вызывают в «Пекин». Предстоит решить вопрос с акциями. Мистер Ушаков пребывает без эскорта, за ним подтягивается Иришка, нас сажают за круглый стол, с нами все вежливы, обходительны и предупредительны. Карта козырная у меня есть — и не одна, — и для начала я выкладываю на стол все бумаги Вольдемара. Смотреть их некому не хочется, все кривятся и куксятся, но — деться некуда, надо смотреть. Всем противно — но почему противно должно быть только мне? Хороню, денег нет, вложить нечего — но что нам нужно? Мне нужно, чтобы меня слушали и перестали вставлять палки в колеса. Я говорю, что утомился бороться с ними — и вдруг мне становится нехорошо. Ах, как это некстати — впрочем, это всегда некстати. Меня тут же тащат в соседний модуль — в смежные номера, где обретается брат Бориса Львовича, мануальный терапевт, и, сразу видно, хороший. Он велит мне раздеться до пояса, нагнуться, давит болевые точки железными пальцами и говорит, что у меня — запущенный остеохондроз. Что мне и так хорошо известно. И я даю ему слово стать его пациентом — когда он будет мне по карману. Но: работая на «УЛЬТРА Плюс», я знаю, что в ближайшее время обо всем можно забыть. Забыть про все. Про здоровье, задыхания, мнимые и блуждающие боли.