Сто дней во власти безумия. Руандийский геноцид 1994 г. - [157]
«Патруль остановился на холме у Бисесеро, и люди немедленно вышли из зарослей. Это были тутси в ужасном состоянии: все изнуренные голодом, очень худые – многие из них с ранами от пуль или мачете. Мы видели проколотые ноги, проломленные головы. Эти люди неделями скрывались в лесу, пытаясь спастись от крестьян хуту. Сегодня утром, вчера, за день до этого некоторые были схвачены и убиты на месте. В полях повсюду тела. Увидев французских солдат, десятки людей окружили их, но затем на окружающих холмах появилось несколько сот вооруженных хуту. Тутси продолжали выходить из леса, и очень скоро четверо французских солдат обнаружили, что находятся между группой из 400 испуганных тутси и ордой хуту на расстоянии менее сто метров. Солдаты заняли позицию во рву, держа пальцы на спусковом крючке, готовые стрелять, если хуту приблизятся»[1696].
Два часа спустя Жийе со своим отрядом присоединился к группе Дюнана. Офицер объяснил ему, что на людей, которых он встретил, шла охота. «Их общее состояние, – рассказывает Жийе, – уже с первого взгляда не оставляет никакого сомнения в случившемся. В то же время вокруг нас продолжают скопляться хуту, их становится все больше и больше. Ощущается заметное напряжение.
Незамедлительно мы размещаем заградительный отряд, чтобы не допустить в зону никаких подозрительных лиц. Мы собираем этих несчастных и начинаем оказывать медицинскую помощь самым тяжелораненым. Журналисты, прибывшие туда, приходят за информацией о ситуации. Я решительно отсылаю их прочь, объяснив им, что люди умирают, что не нужно мешать нашим действиям и что я займусь ими, как только жизни людей больше не будут в опасности.
Сообщив о ситуации <Розье> по радио, я организую поиски в окрестностях. Полсотни людей, быстро собранных, объясняют, что действительно поблизости прячется несколько сотен тутси. Мы вызываем вертолеты для санитарной эвакуации…
Когда мы все организовали, я направляюсь к журналистам, чтобы описать ситуацию и ответить на вопросы. Я хочу, чтобы они поняли, что я не пытаюсь скрыть что бы то ни было и что приоритетом является спасение раненых и защита оставшихся в живых.
Операция по сбору прятавшихся людей, по оказанию медицинской помощи, по гуманитарной поддержке (распределение продовольствия и одеял) и по изъятию мачете, копий и кастетов продолжается до утра 1 июля. В результате мы собираем 800 тутси, от которых узнаем, что они – единственные выжившие из коммуны, насчитывавшей прежде примерно 10 тыс. человек. 96 из них эвакуированы на вертолете в особых условиях. Речь идет о тех, кто мог бы умереть ночью. 200 другим медицинскую помощь оказывают на месте.
Ранним утром спасшиеся окружают меня и поют песню, чтобы поблагодарить нас[1697]. <…>
На рассвете 1 июля люди измучены до предела. Шок слишком велик. Разведка пешком по долине Бисесеро, которая недоступна для машин, дает нам возможность обнаружить сотни трупов, жертвы всех возрастов. Это невыносимо»[1698] (курсив мой. – И. К.).
Отчет командира группы «Трепель» выдает то потрясение, которое испытали французские военные. «Крутые французские солдаты, – пишет Кили, – явно оказались неготовы к тому масштабу резни, который они увидели. Никакой фильм не может сравниться с этой ошеломляющей реальностью»[1699]. «Почти под каждым деревом лежит разложившееся тело. Обезглавленные дети и женщины с раздробленными черепами…»[1700] Один из французских жандармов не выдержал и разрыдался. «Но не трупы, – объясняет Сент-Экзюпери, – не дикость охоты на человека, которая развернулась здесь, и еще менее рассказы спасшихся так подействовали на него. Человек бывалый, он мог со всем этим справиться. Однако он совсем не был готов справиться с чувством вины, которое испытал в Бисесеро. “Ибо, – объяснил он, – в прошлом году я обучал руандийскую президентскую гвардию”. То есть, он – солдат и человек долга – готовил убийц. Косвенно он стал участником геноцида. И это он только что понял»[1701].
«Многие <спасенные>, – сообщает Буабувье, – в очень тяжелом состоянии. У некоторых, впрочем, свежие ранения. Это доказывает, что охота на людей продолжалась в горах до самых последних дней. Первое, что бросается в глаза, – очень мало женщин и очень мало детей. Примерно тридцать женщин и сотня детей среди почти тысячи укрывшихся в горах»[1702]. «Но что поразило их [французских военных], – рассказывает Кили, – так это способность людей выживать. Один мужчина показал им пулевую рану в руке, которая раздулась, более чем в два раза превысив ее обычные размеры. Прелестная маленькая девочка приблизительно десяти лет съела печенье, улыбнулась солдату, а затем пошла с раной четырехдюймовой глубины на голове и гниющим мозгом в ней»[1703]. «Любая смерть это плохо, – сказал один французский военный, – но быть убитой таким образом или выглядеть наподобие живого мертвеца, это невероятно»[1704]. Другой парашютист выразил свое восхищение выжившими: «Они очень мужественные; они не показывают свою боль»
