Стихотворения - [2]

Хрусталики поящая слеза,

А здесь подсолнечник в венце бегоний

И в резеде анютины глаза.

Пусть размякают в луже крови клейкой

Подошвы сапогов, — он, пропустив гурты

Ревущие, под вечер детской лейкой

Польет свои приникшие цветы.

И улыбнется, обнажая десны,

Где выгноила зубы все цинга,

Как будто чует: плещут в тундрах весны,

И у оленей чешутся рога,

И лебеди летят на теплые снега,

И полюс выгнулся под гирей — солнценосный.

ТИГР В ЦИРКЕ

Я помню, как девушка и тигр шаги

На арене сближали и, зарницы безмолвнее,

В глаза, где от золота не видно ни зги,

Кралась от прожектора белая молния.

И казалось — неволя невластна далее

Вытравлять в мозгу у зверя след

О том, что у рек священных Бенгалии

Он один до убоины лакомый людоед.

И мерещилось — хрустящие в алом челюсти,

Сладострастно мусоля, тянут в пасть

Нежногибкое тело, что в сладостном шелесте

От себя до времени утаивала страсть.

И щелкнул хлыст, и у ближних мест

От тугого молчанья, звеня, откололася

Серебристая струйка детского голоса —

«Папа, папа, он ее съест?»

Но тигр, наготове к прыжку, медлительный,

Сменив на довольное мурлыканье вой,

От девушки запах кровей томительный

Почуяв, заластился о колени головой.

И усами игольчатыми по шелку щупая

Раздушенную юбку, в такт с хлыстом,

В золоченый обруч прыгнул, как глупая

Дрессированная собачонка с обрубленным хвостом…

Синих глаз и мраморных колен

Колодник голодный, и ты отстукивай

С королевским тигром когтями свой плен

За решеткой, где прутья — как ствол бамбуковый!

1913–1916

ЗОЛОТОЙ ТРЕУГОЛЬНИК

О, прости, о прости меня моя Беатриче

Без твоего светоносного тела впереди

Я обуздывал тьму первозданных величий,

Заколял, как на вертеле, сердце в груди.

И я с ордами мыкался. Кормясь кониной,

В войлок сваленной верблюжьим потником,

От пожарищ, пресыщенный лаской звериной

На арканах пленниц гнал косяком.

А ты все та же. В прозрачной одежде

С лебедями плескаешься в полдень в пруду,

Твои груди — мимозы и сжимаются прежде,

Чем я кудрями к ним припаду.

Вот смотри — я, твой господин я невольник,

Меж колен раздвинув передник из роз.

Целую на мраморе царственный треугольник

Нежно курчавящихся золотых волос.

1913

ЖЕНЩИНЕ

Хоть отроческих снов грехи

Средь терпких ласк ей не рассказаны,

Но с женщиной тайно связаны

Струнами зычных мышц стихи.

Как в детстве струи жгли хрустальные

И в зное девочки, резвясь.

Рядили холмики овальные,

Как в волоса, в речную грязь.

Мне акробаток снилась лестница

Под куполом, и так легко

На мыльный круп коня наездница

С размаха прыгала в трико.

И помню срамные видения,

И в гари фабрик вечера,

Но я люблю тебя не менее,

Чем робким отроком, сестра.

Сойди, зрачками повелительных

И нежных глаз разрушь, разъяв,

Сцепленье жвачных глыб, стремительных

Средь вод, и зарослей, и трав.

Пусть дебрей случных мы наследники,

Вновь наши райские сады,

Неси же в лиственном переднике,

Как Ева, царские плоды.

1913

Видел я, как от напрягшейся крови

Видел я, как от напрягшейся крови

Яростно вскинув трясущийся пах,

Звякнув железом, заросшим в ноздрях,

Ринулся бык к приведенной корове.

Видел, как потная, с пенистым крапом,

Словно хребтом переловленным вдруг

Разом осела кобыла, и с храпом

Лег на нее изнемогший битюг…

Жутко, услышав кошачьи сцепленья,

Тигров представить средь лунных лучей..

Нет омерзительней совокупленья

Винтообразного хлябких свиней.

Кажется, будто горячее сало,

Сладко топясь на огне я визжа,

Просит, чтоб, чмокая сочно и ало,

В сердце запело дрожанье ножа.

Если средь ласки любовной мы сами —

Стадо свиных несвежеванных туш, —

Дай разрешенье, Господь, и с бесами

В воду лавину мясную обрушь!

1913

ПЯТЬ ЧУВСТВ

Пять материков, пять океанов

Дано моей матери, и я пятью

Лучезарными зеркалами в душу волью

Солнечный ветер млечных туманов.

Приниженное искусствами Осязанье,

Ты царственней остальных пяти:

В тебе амеб студенистое дрожанье

И пресмыкающихся слизкие пути.

Мумму Тиамат, праматерь слепая

Любовного зуда, в рыбью дыру

Растерзанной вечности, не она ли, слипая

Катышами, метала звездную икру…

И вы, близнецы расщепленного рода,

Неразделимые — кто древнее из двух —

Присосы, манящие в глубь пищевода,

Или музыкой ароматов дрожащий нюх.

В вас прыжок электрический на кошачьих лапах,

Беспокойная вскинутость оленьего венца,

Прохлада источников и мускусный запах

Девственной самки, зовущей самца.

И вы, последние, нежные двое —

Зрение и Слух,  как млечный туман,

Без границ ваше царство радужное огневое,

Бушующий энергиями эфирный океан.

1913

УДАВОЧКА

Эй, други, нынче в оба

Смотрите до зари:

Некрашеных три гроба

Недаром припасли,

Помучайтесь немножко,

Не спите ночь одну.

Смотрите, как в окошко

Рукой с двора махну.

У самого забора

В углу там ждет с листом

Товарищ прокурора

Да батюшка с крестом.

И доктор ждет с часами,

Все в сборе — только мать

Не догадались сами

На проводы позвать.

Знать, чуяла — день цельный

Просилась у ворот.

Пускай с груди нательный

Отцовский крест возьмет.

Да пусть не ищет сына,

Не сыщет, где лежит.

И саван в три аршина,

И гроб без мерки сшит.

Эй, ты, палач, казенных

Расходов не жалей:

Намыль для обряженных

Удавочку  жирней!

Потом тащи живее

Скамейку из-под ног,

Не то, гляди, у шеи

Сломаешь позвонок.

А коль подтянешь ловко,

Так будет и на чай:

По камерам веревку

На счастье распродай.

1913

ПЕТЕРБУРГСКИЕ КОШМАРЫ