Стихотворения - [15]

Шрифт
Интервал

С добра ли, от худа ли
Гуляя, с ног валишься.
Хмелея от удали,
Силушкой хвалишься.
С вина на карачках,
Над спесью немецкою
Встаешь на кулачках
Стеной молодецкою!
Так в чем же
      ты каешься?
За что же
      ты маешься?
Все с места снимаешься
В просторы безбрежные,
Как прежде, не прежняя
Россия — Рассея…
Три гласных рассея,
Одно «эр» оставив,
Одно «эс» прибавив,
Ты стала родною
Другою страною:
СССР.

Март 1942

Начитавшись сообщений о боевых действиях

Начитавшись сообщений о боевых действиях,
Я проснулся ночью в поту от ужаса:
Мне снилось, что я потерял хлебную карточку.

3 апреля 1942

У ДВУХ ПРОТАЛИН

Пасхальной ночью
          у двух проталин
Два трупа очнулись
          и тихо привстали.
Двое убитых
        зимою в боях,
Двое отрытых
          весною в снегах.
И долго молчали
          и слушали оба
В тревожной печали
              остывшей злобы.
«Christ ist erstanden!»[4]
               сказал один,
Поняв неустанный
            шорох льдин.
«Христос воскресе!» —
            другой ответил,
Почуяв над лесом
          апрельский ветер.
И как под обстрелом
             за огоньком,
Друг к другу несмело
             пробрались ползком,
И троекратно
          облобызались,
И невозвратно
          с весною расстались,
И вновь онемело,
          как трупы, легли
На талое тело
          воскресшей земли…
Металлом визжало,
          взметалось пламя:
Живые сражались,
          чтоб стать мертвецами.

5 апреля 1942

Землю делите на части

Землю делите на части,
Кровью из свежих ран,
Въедчивой краской красьте
Карты различных стран.
Ненависть ложью взаимной
В сердце народов раздув,
Пойте свирепые гимны
В пляске военной в бреду.
Кровью пишите пакты,
Казнью скрепляйте указ…
Снимет бельмо катаракты
Мысль с ослепленных глаз.
Все сотрутся границы,
Общий найдется язык.
В друга враг превратится,
В землю воткнется штык.
Все раздоры забудет,
Свергнет войны кумир,
Вечно единым будет
Наш человеческий мир!
Не дипломатов интриги,
Не самовластье вождей,
Будет народами двигать
Правда великих идей.
И, никаким приказам
Не подчиняясь впредь,
Будет свободный разум
Солнцем над всеми гореть!

10 июня 1942

РАССТАВАНИЕ

Стал прощаться, и в выцветших скорбных глазах,
     В напряжённости всех морщин
Затаился у матери старческий страх,
     Что умрет она позже, чем сын.
И губами прильнула жена, светла
     Необычным сиянием глаз,
Словно тело и душу свою отдала
     В поцелуе в последний раз.
Тяжело — обнимая, поддерживать мать,
     Обреченность ее пожалей.
Тяжело пред разлукой жену целовать,
     Но ребенка всего тяжелей!
Смотрит взглядом большим, ничего не поняв,
     Но тревожно прижался к груди
И, ручонками цепко за шею обняв,
     Просит: «Папа, не уходи!»
В этом детском призыве и в детской слезе
     Больше правды и доброты,
Чем в рычании сотен речей и газет,
     Но его не послушаешь ты.
И пойдешь, умирать по приказу готов,
     Распрощавшись с семьею своей,
Как ушли миллионы таких же отцов
     И таких же мужей, сыновей.
Если б цепкая петелька детских рук
     Удержала отцовский шаг,—
Все фронты перестали б работать вдруг
     Мясорубками, нас не кроша.
Прозвенело б заклятьем над пулей шальной:
     «Папа, папа, не уходи!»
Разом пушки замолкли б, — все до одной,
     Больше б не было войн впереди!

16 июня 1942

ВОЛЖСКАЯ

Ну-ка дружным взмахом взрежем
            гладь раздольной ширины,
Грянем эхом побережий,
            волжской волею пьяны:
«Из-за острова на стрежень,
            на простор речной волны…»
Повелось уж так издавна:
            Волга — русская река,
И от всех земель исправно
               помощь ей издалека
Полноводно, полноправно
                шлет и Кама и Ока.
Издавна так повелося —
            в море Каспий на привал
Вниз от плеса и до плеса
            катится широкий вал
Мимо хмурого утеса,
            где грозой Степан вставал.
И на Волге и на Каме
            столбовой поставлен знак.
Разгулявшись беляками,
            белогривых волн косяк
Омывает белый камень,
            где причаливал Ермак.
Воля волжская манила
            наш народ во все века,
Налегала на кормило
            в бурю крепкая рука.
Сколько вольных душ вскормила
                   ты, великая река!
И недаром на причале
            в те горячие деньки
К волжским пристаням сзывали
                 пароходные гудки,
Чтоб Царицын выручали
            краснозвездные полки.
Береги наш край советский,
                    волю вольную крепи!
От Котельникова, Клетской
            лезут танки по степи.
Всех их силой молодецкой
            в Волге-матушки топи!
Волны плещутся тугие,
            словно шепчет старина:
«Были были не такие,
            были хуже времена.
Разве может быть Россия
            кем-нибудь покорена!»

1942

551-МУ АРТПОЛКУ

Товарищи артиллеристы,
Что прочитать я вам могу?
Орудий ваших гул басистый —
Гроза смертельная врагу.
Кто здесь в землянке заночует,
Тот теплоту родной земли
Всем костяком своим почует,
Как вы почувствовать могли.
Под взрывы мин у вас веселье,
И шутки острые, и смех,
Как будто справить новоселье
В лесок стрельба созвала всех.
Танк ни один здесь не проскочит,
И если ас невдалеке
Пикировать на вас захочет,
Он рухнет в смертное пике.
Здесь, у передовых позиций
Среди защитников таких,
В бой штыковой с врагом сразиться

Еще от автора Михаил Александрович Зенкевич
Мужицкий сфинкс

При жизни автора я была связана словом: «Рукопись не читать!» Тем сильнее книга произвела на меня впечатление теперь. Ведь «босоногая девка из вишневого сада» (Наташа) с родимым пятнышком на глазу — это я. Только жизнь оказалась добрей авторской фантазии — цыганский табор нас не разлучал. Мы прожили друг возле друга около полувека (точнее — 47 лет) — счастливых и трудных.Кто Эльга? Конечно, Ахматова; точнее, она стала прообразом этой демонической героини. С ней у Михаила Александровича связана, по-видимому, лирическая история предреволюционных лет, едва не закончившаяся трагедией.


Братья Райт

Биография знаменитых американских авиаторов, совершивших в самом начале XX века первый полностью управляемый полёт на самолёте собственной конструкции, за ними был признан приоритет в изобретении самолёта.Доп. информация: Книга написана поэтом и переводчиком М. А. Зенкевичем, своеобразный эксперимент в биографическом жанре.Это один из первых выпусков серии (не считая дореволюционных павленковских), самый первый дизайн обложки (серия начала выходить в мягкой обложке). Порядковый номер в серии — № 7–8. тираж 40 000 экземпляров.


Под мясной багряницей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


На стрежень

В центре повествования — убийство министра внутренних дел Дмитрия Сергеевича Сипягина (1853 — 1902), совершенное саратовским студентом, эсером Степаном Валериановичем Балмашевым (1881 — 1902) 2 апреля 1902 г. в Петербурге. Детали происшедшего в основном совпадают с документальной версией, частично изложенной А. С. Сувориным в его «Дневнике» (М., 1992). Автор повести был знаком с Балмашевым (упоминание о нем есть и в «Мужицком сфинксе»), канва произведения — автобиографическая.