Стихотворения - [76]

Шрифт
Интервал

Рыдал я, а вы мне в лицо хохотали,
Осень и лето, зима и весна!
1951

454. Гора Махата. Перевод К. Арсеневой

Самгори

Крута, уныла
                   старая Махата.
На ней ютится
                     одинокий пшат.
И ветер с пшата,
                        с трепетного пшата
Срывает листья,
                       и они шуршат.
Вкруг древней церкви
                                ветер всё кружится.
Ее коснулось
                   легкое крыло.
А время мчится,
                        неуклонно мчится,
И с древней церкви
                             купол сорвало.
И пшат, и церковь
                           в мире одиноки.
Они стареют,
                   им исхода нет.
Они в потоке,
                   в бешеном потоке
Часов летящих,
                       быстролетных лет.
И вот исчезли…
                       На горе пустынно
Явилась утром
                     новая заря
И над вершиной,
                        над седой вершиной
Заполыхала
                 блеском янтаря.
И вдруг Махата
                       позабыла горе,
Увидев чудо:
                   к ней издалека
Спешит Иори,
                    милая Иори,
Сестра Иори,
                   буйная река.
<1952>

455. Старые жернова. Перевод Д. Джаниашвили

Эти жернова,
Эти жернова…
Горечь тяжких дум
В памяти жива.
Солнечный овал
У дверей дремал,
Приволок мой дед
Эти жернова.
Я готов взлететь,
В поднебесье петь,
Да мешают мне
Эти жернова.
Я бросаю взор
На вершины гор,
Давят, как ярмо,
Эти жернова.
Я сказал: «Вперед,
Сила силу гнет!
Отчего ж стоят
Эти жернова?
Эй, сюда, скорей,
Вихри всех морей!»
…И пошли живей
Эти жернова.
Жесткий камень крут,
Дети хлеба ждут.
Крутятся, бегут
Эти жернова.
Вихревой порыв
Над раздольем нив,
Подпевают им
Эти жернова.
1952

456. «Тот старый договор с судьбой…» Перевод В. Леоновича

Тот старый договор с судьбой,
Обет Арагве голубой,
Который горы огласили,
Остался и пребудет в силе.
До самых сумрачных седин
Я твой поэт и паладин.
Ты боль моя, ты моя правда,
Ты, гордая моя Арагва…
Ты мой огонь и гений мой.
Я помню 908-й.
«Свобода», — мы произносили…
Да будет слово в полной силе:
«Тависуплеба!» — Жгли костры,
Мы повторяли, школяры,
А смыслом наполняли сами —
Глаголы гневные Исайи.
Цвело столетье в тех речах…
На брюхе крест иль на плечах
Тогда — и впрок — мы раскусили,
И разница осталась в силе.
Арагвы шум — как зов струны,
И лучшие на свете сны
Сквозь искушенья полувека
Проносит мученица вера.
Со мною мир добра и зла.
А тень торчит из-за угла —
Смелей!.. Со светом тьму смесили…
Вся разница осталась в силе!
1952

457. «Надежду с тобою делю…» Перевод В. Леоновича

Надежду с тобою делю,
О пальма, и призрачно-перист
Сухой твой железистый шелест.
О чем ты? О мире молю.
Неистовая синева —
Сквозь ветви — сухие ресницы.
Прозрачен и виден едва,
Полуденный город теснится.
Как пламя, колеблется порт.
За город — сквозь горы и горы —
Мой взгляд беспредельно простерт,
Лишенный последней опоры.
Ослеп? Поделом, поделом!
Роскошная меркнет Ривьера,
Вдаль хлынула — вширь — напролом —
Пространства свободная сфера!
Что — горы, когда не крепки
И холмики те, и могилы?
Прозревшие старики,
На что вам — подобные силы?
Но через полдневную ярь —
Волос твоих черный янтарь,
Молящие бледные руки —
Ко мне — через годы и муки…
И гасит небесный огонь
Моя ледяная ладонь.
Исчезла — манила рукою…
О пальма, о древо покоя!
Осень 1953
Сухуми

458. Промельк Ольгиных глаз. Перевод Г. Маргвелашвили

Ты — соколом — стремглав… Но в стих
Ко мне — тоской вплелась.
И не забыть вовек твоих
Мне гениальных глаз.
28 августа 1955
Кафе «Рустави»

459. Из дому вышла и не возвратилась. Перевод Б. Резникова

Ночь за окном.
И в уголок забился
Чуть теплящийся свет
Одной свечи
С тех пор, как образ твой
Исчез в ночи —
Из дому вышел
И не возвратился.
Смех,
Взрывчатый и звонкий каждый раз,
И слезы,
И сиянье этих глаз,
И радостный
И нежный их рассказ —
Из дому вышли
И не возвратились.
И гениальных этих глаз
Тепло,
Что тьму любую жалило
И жгло,
Как пламя выстрела,—
Во тьму ушло,
Из дому вышло
И не возвратилось.
И кажется:
С ее глазами мгла
И песнь, и боль,
И месть мою взяла.
И вслед за ней
Вся жизнь моя ушла —
Из дому вышла
И не возвратилась.
1940, 28 августа 1955

460. Весна моя, подольше царствуй. Перевод В. Леоновича

Зима великая стояла
И море с берегом спаяла.
Шесть месяцев сожрал январь —
Такого не бывало встарь.
То оглушительно и пылко
Гремела, как камнедробилка,
То затихала сразу вся,
Сугробы синие кося.
Снегам я верил и не верил,
Но глубину прилежно мерил,
И не оказывала дна
Порою эта глубина.
Что там таилось и мерцало?
Я всё сказал. О, шен, мерцхало,
Судьбы огромной на краю
В ладонь замерзшую мою
Ты бездыханная упала.
Весна! Я жив — я слезы лью…
Весна, как грустно мне и чудно —
Как будто спал я непробудно:
Лег молодой, а встал старик,
И сон был грозен и велик.
Весна моя, подольше царствуй,
Храни меня и — благодарствуй.
И, где сойдутся две зари,
Мне двери тихо раствори.
12 апреля 1956

461. Народ, и только лишь народ. Перевод О. Ивинской

Октябрь семнадцатого года.
Весна встревоженной земли.
Слова: «Вперед, вперед, свобода!» —
Тогда планету потрясли.
В понятье Октября навеки
И воплотилось, и вошло
Величье духа в человеке,
И вдохновенье, и тепло.
Сил созидающих начало
Вошло в движение: «Вперед!»
И слово в мире зазвучало

Еще от автора Галактион Табидзе
Могильщик

Галактион Табидзе (1892–1959). Могильщик. Перевод с грузинского Юрия Юрченко, вступление и послесловие Зазы АбзианидзеПубликация, приуроченная к 100-летию создания, возможно, самого знаменитого грузинского стихотворения и к 120-летию поэта.


Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)