Стихотворения - [75]

Шрифт
Интервал

Блещет огонь бесноватый,
Красными плещет крылами…
Думами пламя чревато,
Думы уносятся в пламя.
Снова прошедшее мучит…
Эх! Не сгорают мечтанья!
Вспыхнули сизые тучи.
Сумрак колышется ранний.
В небо вплывает солнце,
Росы забрызгали поле.
Буба куда-то несется,
Будто рыдая от боли.
Небо, как шапку, надела,
Смотрит в окно моей кельи
Гордая Шода-Кедела
С профилем Руставели!
Дверь отворяю — и мнится:
Двери зари отворяю…
Вот просыпаются птицы,
Радость проснулась былая.
Всадником в бурке мегрела
Туча бежит с небосвода.
Сердце поэта согрела
Музыкой утра природа.
Снова к камину иду я,
Радостью утра объятый…
Пламя рождает раздумья,
Думами пламя чревато.
1947

446. Ода Никорцминде. Перевод М. Синельникова

Лиру держа на груди,
Остановившись в пути,
Вижу я луч впереди,
Словно во мгле лабиринта.
Чудо твой зодчий воздвиг,
С благостью отчей воздвиг,
Небом венчая твой лик,
Тебя, Никсрцминда!
Стены украсил резьбой,
Вещим сплетением чисел
И горизонт голубой
С мыслью о вечности сблизил.
Кто же зажег здесь для нас
Яростный твой хризопраз,
Блеск, нестерпимый для глаз,
Твой столп, Никорцминда?
Что за бесценный завет
Был нам оставлен веками!
И безграничен свет,
И гармоничен камень.
Кто же над миром вознес
Граней суровый тес,
Вытесал твой утес,
Тебя, Никорцминда?
Словно из области сна —
В облаке благодати
Пламенная белизна,
Плавных порталов объятье.
Кто же тебя сотворил,
Гору, любя, сотворил,
Волею горних сил,
Гора, Никорцминда?
Ровно двенадцать лампад
Смотрят в двенадцать окон.
Что за огни горят
В доме твоем высоком?
Чьим же во тьме времен
Духом воспламенен
Факел земных племен,
Твой свет, Никорцминда?
Высекло здесь ремесло
Дивную фресок поэму.
Благоговейно сплело
Время из них диадему.
Кто же тебя расписал
И по узорам зеркал
Искры свои разбросал
Костер — Никорцминда?
К почве сведя божество,
Линий слиянье изведав,
Славишь свое торжество,
Как исполненье обетов.
Свиток твой величав.
Смерть и забвенье поправ,
Крепко стоит архитрав —
Собор Никорцминда!
Словно шумящий лес —
Купол широкой крыши.
К вольным блаженствам небес
Выше восходишь, выше.
И — за пролетом пролет —
Шаг переходит в полет,
Вышнее благо лиет
Сама Никорцминда.
Здесь твой грузинский взгляд,
Пьющий простор, всемирен,
Заревом красок богат…
Крылья простер Сирин!
Крыльев бы, крыльев нам,
Силы — живым крылам,
Правь же пространством, храм,
Цари, Никорцминда!
Храм твой громокрылат,
Своды его непреклонны,
Годы его хранят,
Гулко поют колонны.
Времени круговорот
Зодчества не зачеркнет.
Славя родной народ,
Свети, Никорцминда!
1947

447. «С далью, с ветром, с холодной водой…» Перевод Б. Резникова

С далью, с ветром, с холодной водой
Смело, самоотверженно споря,
Пронесется большой голубой
Альбатрос над поверхностью моря.
Как в далеком и призрачном сне,
На мгновенье в бескрайних пустынях
Небосвода почудятся мне
Две фиалки гигантских и синих…
Заколотится сердце сильней,
И душою, полетом охваченной,
Вдруг пойму я, что песне моей
Не в пустыне звучать предназначено.
19 декабря 1947

448. «Какие еще суждены мне…» Перевод Б. Резникова

Какие еще суждены мне
Радость и боль?
Каким еще цветом забрезжит
Морской прибой?
В каких еще водах омою
Рубцы от ран?
Спасибо за то, что твой путь мне
В образчик дан.
На лбу у меня чернеют
Следы огня.
Прохладной своей ладонью
Коснись меня.
1948

449. Девятая симфония. Перевод Г. Маргвелашвили

Там, где волны в отчаянье
       Дробятся, змеясь,
Мы сегодня встречаемся —
       Бетховен и я.
И, грозой осененная,
       Несется, взъярив,
Девятая симфония —
       Грузинский мотив.
1948

450. Отрывок. Перевод Г. Крейтана

О Пушкин, твой с Арагвой договор
Навеки заключен, и, путник вольный,
Идешь ты в прежней славе между гор,
В долине, где бегут Арагвы волны.
И счастливы суровые хребты,
Что вольный ветр ласкает твои кудри,
И с новою надеждой смотришь ты
На холмы Грузии, встречающие утро.
Беседуешь с Арагвой, словно друг,
И голос твой, в веках неповторимый,
Торжественно разносится вокруг
Над берегом Арагвы нелюдимой.
Светлеют скал гигантские тела,
Ты очарован далью голубою…
«Мне грустно и легко, печаль моя светла,
Печаль моя полна тобою».
1949

451. «Почему я при виде…» Перевод Б. Резникова

Почему я при виде
Покрытых росою стеблей
Вспоминаю всегда
Слезы юности ранней моей?
Солнце сушит росу,
Тишина вечереющих дней
Отпускает грехи
Той поры неуемной моей.
Скажешь: всё это было
И ярче всего и светлей
Только из-за нее —
Из-за юности бурной моей…
Даже след той весны
Исчезает. Уйдем же скорей
От весны отшумевшей,
От юности чистой моей.
1950

452. Необыкновенная зима 1911 года. Перевод И. Дадашидзе

Какой в Батуме снег! По плечи
В сугробах утлые дома,
Шального ветра кутерьма,
И спозаранок топят печи,
И вьется дыма бахрома.
Метет зима. И сыплет с неба…
И, пеленая смутный сад,
Колоду крыш, крапленных снегом,
Тасует вьюга наугад.
Седые хлопья застят свет,
Летят, пока хватает силы…
«К восстанью, к смуте этот снег!» —
Сулят угрюмо старожилы.
И, ветру за окном внимая,
Запрусь в дому,
Средь тишины
Готовить взрыв — во имя мая,
Во имя солнца, в честь весны!
Между 1948 и 1951

453. «Легли у порога нечистые силы…» Перевод Л. Люблинской

Легли у порога нечистые силы,
Осень и лето, зима и весна.
Скулили у двери и крова просили
Осень и лето, зима и весна…
О, сколько я выдержал с вами баталий,
Осень и лето, зима и весна…

Еще от автора Галактион Табидзе
Могильщик

Галактион Табидзе (1892–1959). Могильщик. Перевод с грузинского Юрия Юрченко, вступление и послесловие Зазы АбзианидзеПубликация, приуроченная к 100-летию создания, возможно, самого знаменитого грузинского стихотворения и к 120-летию поэта.


Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)