Стихотворения - [6]

Шрифт
Интервал


Смотрели, и струны их жизни

Дрожали, и ветхие вены

Пульсировали пицикатто.


II


В зеленой воде

Прозрачной

Сусанна лежала

Нежась.

Касания струй

Ласкали ее,

Искали ее,

Была в них

Робость и свежесть.


Под яблонями

На берегу

Сусанна стояла,

Ее знобило,

И не было сил

Навлечь покрывало.


Сусанна шла по траве

Ногами нагими.

Зефиры сновали вокруг ,

Как рабыни,

С шарфами прозрачными

И кружевными.


Дыханье чужое

Ожгло ей плечо,

Сверчки онемели.

Она обернулась —

Цимбалы ударили,

Трубы взревели.


III


Тут служанки вбежали с шумным

Дребезжаньем, подобно бубнам,


Удивляясь хозяйки крикам

Против старцев с угрюмым ликом.


И был ропот их в перерывах,

Словно дождик, шумящий в ивах.


И огонь, подъят к небесам,

Осветил красоту и срам.


И служанки умчались с шумным

Дребезжаньем, подобно бубнам.


IV


В воображенье красота мгновенна,

Как незаконченный эскиз творца;

Но воплотясь — она не знает тлена.

Плоть умирает, красота живет.

Так тают вечера в зеленой пене —

Волны возвратной вечное струенье.

Так замирает сад в тисках зимы,

Укрыв свой аромат под рясой тьмы.

Так вянут девы томно и устало

Под свежий звук рассветного хорала.

Сусанна похотливую струну

В сердцах у старцев гаснущих задела —

И смерти скерцо завершило дело.

Теперь она в бессмертии своем

На струнах душ смычком воспоминаний

Играет нескончаемый псалом.


Перевод Григория Кружкова


ПРОЩАНИЕ С ФЛОРИДОЙ


I


Вперед, корабль! Там, на песке, вдали

Осталась кожа мертвая змеи.

Ки-Уэст исчез за грудой дымных туч,

И зыбь искрит как изумруд. Луна

Над мачтой, и минувшее мертво,

Наш разговор окончен — навсегда.

Мой ум свободен. В небесах луна

Плывет свободно и легко, и хор

Сирен поет: минувшее мертво.

Плыви во тьму. Пусть волны мчатся вспять.


II


Мой ум был связан ею. Пальмы жгли,

Как будто я на пепелище жил,

Как будто ветер с Севера, свистя

В листве, напрасно тщился воскресить

Того, кто в саркофаге Юга спал,

В ее морском, коралловом краю,

На островах ее, а не моих,

В ее океанических ночах,

Поющих, шепчущих, гремящих о песок.

О радость плыть на север, где зима,

От выцветших песчаных берегов!


III


Я ненавидел медленный отлив,

Бесстыдно обнажавший тайны дна

И джунгли водорослей, не любил

Изогнутых, неистовых цветов

Над духотой веранды, ржавь и гниль,

Костлявость веток, пыльную листву.

Прощай! Отрадно знать, что я уплыл

Навек от этих скал, от этих слов

И глаз, что я не помню ни чем,

И даже, что когда-то я тебя

Любил… Но все прошло. Вперед, корабль!


IV


Мой Север гол и холоден, похож

На месиво людей и облаков.

Как воды, толпы их текут во тьме,

Как воды темные, что бьются в борт,

Вздымаясь и скользя назад, во тьму,

И пеною сверкающей клубясь.

Освободиться, возвратиться к ним,

В толпу, что свяжет тысячами уз.

О палуба туманная, неси

Навстречу холоду. Плыви, корабль!


Перевод Григория Кружкова


МЫШИНЫЙ ДАНС-МАКАБР


В стране индюшачьей, в разгар индюшачьей погоды

Вкруг статуи конной мы водим свои хороводы.

Все выше и выше! Никто нам плясать не мешает.

И лошадь, и всадник, как шубой, покрыты мышами.


Голодная пляска — название этого танца,

Танцуем от задней подковы до кончика шпаги

Синьора, о коем на цоколе надпись вещает

Словами, звенящими громче, чем бубен британца:


«Монарх — основатель державы». В какой же державе

Монарх-основатель бывал не облеплен мышами?

Взгляните, как живо под натиском их шевелится

Простертая в полночь, грозящая аду десница!


Перевод Григория Кружкова


ПРОЩАНИЕ БЕЗ ВАРИАНТОВ


Это и значит — прощаться, прощаться —

И вдогонку кричать, и махать напоследок,

Всей душою прощаясь — словами, глазами, —

Если просто застыть и не шелохнуться.


В этом мире без твердых огней путеводных

Что ни угол, то клин — это глубже разлуки,

Это и значит — прощаться, прощаться —

Если просто молчать и глядеть неотрывно.


Можно быть независимым и равнодушным,

Презирать эту жизнь за бездарность и пошлость,

Можно соглашаться, что сегодня не душно

И не жарко, — прихлебывая понемножку


Из стакана, — и спать — или, если не спится,

То лежать в темноте и бежать не пытаться,

Или взглядом с тоскующим взглядом скреститься —

Это и значит — навек распрощаться.


Упражняться в занятии этом приятно,

Будь ты смертный еще или ангел. От солнца —

Все, что наше на свете: сиянье и пятна.

Что мы стоим, сверх солнечного червонца?


Перевод Григория Кружкова


ПРИЛИЧНО ОДЕТЫЙ МУЖЧИНА С БОРОДОЙ


А за последним «нет» приходит «да»,

И мир висит на этом волоске,

«Нет» — это ночь, «да» — это ясный день,

Пускай отвергнутое соскользнет

За водопад заката, — но одно

Останется надежное — пускай

Ничтожное, как усики сверчка, —

Случайное, как фраза, целый день

Твердимая в уме и так и сяк,

Последнее — то, что важней всего, —

Останется — и ты не одинок,

Мир в сердце и зеленая листва,

А только и всего, что горстка слов,

Сама себе поверившая речь,

Сквозь сон у изголовья странный звук,

Как бы жужжащий крылышками эльф,

Всю ночь над спящим домом, в тишине —

Жужжащий разливающийся свет…


И ненасытный, недовольный ум.


Перевод Григория Кружкова


БОГ БЛАГ. КАК ПРЕКРАСНА НОЧЬ


Оглянись, луна — оглянись, улетая прочь!

Погляди на эту голову и на цитру

Внизу.


Оглянись, летунья смуглая, оглянись

На книгу и туфли, на увядшую розу

Земли.


Прошлой ночью ты тоже прилетала сюда,

Подлетала близко, чтобы все рассмотреть.

Вот опять —


Эта голова говорит, она читает слова,


Еще от автора Уоллес Стивенс
Не каждый день мир выстраивается в стихотворение

Говоря о Стивенсе, непременно вспоминают его многолетнюю службу в страховом бизнесе, притом на солидных должностях: начальника отдела рекламаций, а затем вице-президента Хартфордской страховой компании. Дескать, вот поэт, всю жизнь носивший маску добропорядочного служащего, скрывавший свой поэтический темперамент за обличьем заурядного буржуа. Вот привычка, ставшая второй натурой; недаром и в его поэзии мы находим целую колоду разнообразных масок, которые «остраняют» лирические признания, отчуждают их от автора.