Стихотворения - [45]

И он не милостив — тот знак, что я нашла

На Бородинском поле:

Сердце встало

Ленивой лошадью. Потом опять пошло,

Но неуверенно: как воду мы искали.

Но та вода нам — не на то, чтоб пить.

На страшное. На вечное.

На службу —

Не легче той, в лосинах и колетах,

Парадных, праздничных,

Чтобы виднее кровь.

На той крови нам проросли колосья.

И на высоком месте — сорняки,

Вполне созревшие, и мечущие семя,

Пушистые, лиловые.

И глаз

Зовущие: чего ещё искать?

А там, пониже, трудными рядами —

Колосья ржи, чуть вышедшие в стрелку.

Так гибко от случайного дождя

Зависящие: жить или не жить.

Я помню: будто воду мы искали —

Те, кто пришли сюда, и те колосья.

Но не было воды. Нас пили слепни.

Решало солнце круг — без квадратуры,

В которую нам только и вписаться.

Мы не умеем вписываться в круг.

И вот мне знак:

Незрелые колосья

Спасительницы-ржи, и сорняки —

Во всей красе. Напополам. Без мести.

И окрик ангелам — евангельский:

Не сметь

Их разделять! Ещё не время жатвы.

Что ж, ищешь знак — рискуешь и найти.

«Там, далёко-далёко...»

Там, далёко-далёко,

на синем от гроз берегу,

Слышны топот, и пенье, и визги, и жаркие споры.

Что я знаю о детстве, которое я берегу?

Вот и лето, и мячик летает,

и школа нескоро.

Непонятное слово написано в лифте,

и стыдно спросить,

Но звучат водяные ступени Нескучного сада

И неведома взрослым трава

под названием «сныть»,

А в земле мертвецы,

и ещё там закопаны клады.

Но отцовской руки

так уверен весёлый посыл,

Что не страшно идти, и не рано, а в самую пору.

Вот они и уходят — счастливые, полные сил.

Вот и осень, и воздух пустеет,

а вечность нескоро.

ПЕСНЯ БОЙЦОВ СВЯТОСЛАВА

А ну-ка, девочки,

Скидайте льны!

Идущий в бой

Пускай найдёт подругу.

Чтоб знали все:

Испробуют сыны

Хазарский череп, пущенный по кругу.

Ваш праздник, отроки:

Они идут на ны!

Мы встретим их,

Когда роса спадёт,

Где наши травы

И могилы наши.

Пускай праматерь

Наливает мёд

В хазарский череп — круговую чашу.

Отцы, ваш праздник:

Да продлится род!

Они идут,

Их бог не утолён,

И отказать

Они ему не вправе.

Так постигай

Чужой земли закон,

Хазарский череп в золотой оправе!

Ваш праздник, женщины:

Вам есть, где сеять лён!

ПЕРЕДЫШКА

Вот,

У меня больше нет ничего.

Что от Господа —

Отнято, и молчанье.

И ни ворона,

И ни индекса над головой.

И над телом — уже не моим —

Сыны откричали.

Вот,

Безо всего нечему и болеть.

Что положено —

Сделано, и свобода.

Даже ветер

Не ищет нерва, в котором петь,

За его отсутствием

В проданных ёлках года.

«Мы, как дети в лесу...»

Мы, как дети в лесу,

Заблудились во времени грубом

И как храбрые дети

Поверили слову «всегда».

Что нам пряничных домиков

Кремово-белые трубы,

Если с грозных высот

Вифлеемская льётся звезда:

Так доверчиво,

Будто — ни зверя, ни змея,

Так счастливо,

Как будто не страшно ничуть,

Так предерзостно,

Будто вдохнём — и посмеем

Хоть упрямством, хоть радостью

Сердце туда доплеснуть.

Из кургузых одёжек,

Что нам покупали на вырост,

Из ревнивых кустов,

Что держали роднее забот,

Из подножек корней,

Сквозь попрёки, и жалость, и сырость,

Не считая порезов —

Осмелиться в бег и в полёт.

Только помня,

Что кто остаётся — тому тяжелее,

Только зная,

Что кто обернётся — накличет беду.

Невесомым лучом

Ни пройти, ни прожить не умея —

Мы, оборвыши мира,

Бредём.

И растём на ходу.

ПЕСЕНКА

Как по небу птицы —

Чтоб тоска не гасла.

Через степь граница —

Чтобы мытарь спасся.

Пыльная дорога —

Чтобы ясный вечер.

А поэт — для Бога,

Если гаснут свечи.

«Это мы — сынАм своим родина...»

Это мы — сынАм своим родина:

Наши руки и наши лица.

Время воет на повороте, но

И его обкапают птицы:

Чем помпезнее, тем щедрее —

Всё, от памятников до башен.

Поднимайтесь, сынки, скорее:

Бог не выдаст и бес не страшен.

И летают во сне мальчишки,

И пугаются, и смеются.

Парикмахер мудрит над стрижкой:

Русы волосы, да не вьются.

И отец им делает луки,

И с дворовой ордой знакомой

Хлеб ломают малые руки,

Как в присягу нашему дому,

Где распахнуты смех и споры,

Где иконы, книги и звери,

Где им родина — в рост и впору.

И охАйте — так не поверят.

ОДИНОЧЕСТВО

И снова в одиночество, как в воду,

С весёлой жутью, с дрожью по хребту.

Кто остаются — мне простят уходы.

Уже так было.

Я опять приду.

Ещё горят ожоги жадной суши,

Но губы леденеют глубиной,

И тишина до боли ломит уши.

И меркнет свет,

Ненужный и земной.

Пустые цифры дома-века-года

Смываются с былого бытия.

Там правит сердцем строгая свобода.

Там лишних нет.

Там только Бог и я.

И нет дыханья, чтобы молвить слово.

А только ждёшь, что, может быть, опять —

Так редко с лаской, чаще так сурово —

Но прозвучит,

Что Он хотел сказать.

И всё. И не позволит задержаться.

И даст посыл: как в поле со двора.

Ты знаешь, Господи, что я хочу остаться.

Я знаю, Господи,

Что не пора.

Но в судороге жёсткой, как в конверте,

Выносит ослабевшая рука,

Что вложено в неё — для тех, на тверди:

Жемчужницу,

А может, горсть песка.

Не сразу и разжать.

Но, узнавая,

Но удивляясь, что ещё стоят

Всё в том же времени, и ждут у края —

Протянешь руку: что там, я не знаю.

Но те, кто ждали —

Те всегда простят.

РЕДЬЯРДУ КИПЛИНГУ — С ЛЮБОВЬЮ

Посмотри, чужак:

Вот мои сыновья,

Вот земля — в перекате ржи.

Это ты сказал,

Но попомню — я,

Что нельзя вам любить чужих.

Что хороший чужой —

Значит мёртвый чужой —

Это правда твоя и ложь.

И ты сам, чужак,

За такой чертой,