Стихотворения - [44]

Кто там смотрит:

Стоит ли утру быть?

Литься ль облаку,

Чтобы птицам пить?

Пусто глазу в кровлях —

Сто снов окрест,

И никто не крестится

На уцелевший крест.

Только мокрой мостовою,

Только кровлей листовою —

Ангел ветра

Да ангел зари.

Да в засаленной одёжке

Наш фонарщик тушит плошки

И последние

Фонари.

«Открываю старую книгу...»

Открываю старую книгу

И читаю никому не нужные вещи.

Никому, кроме, может быть, ненормальных,

У кого болит то, чего нет,

Справедливо называемых психами.

Это в нашем веке было такое ругательство.

В очередях.

Открываю, а они уже теснятся:

Все невидимые глазу тени,

Что ведут бессонницу в поводу. А бессонница

Хочет пить.

Эти знают, эти напоят.

Завлекут, затанцуют, заморочат.

Чур вас, чур, конокрады!

У меня артерии — сонные. Не по адресу, господа.

Вот чайник: электрический, сам выключается.

Вот столик: кофейный, и для журналов.

Радиатор исходит теплом.

Закройте книгу, сквозняк

С этого разворота, где волосок завитком —

Неизвестно чьим.

Может, просто читала и обронила —

Какая-то она,

Семьдесят лет назад.

Или боялась обыска, проверяла.

Знаменитая проверка на волосок:

Если выпал, заложенный —

Значит, книги трясли.

Кто же она была,

С завитком, ещё не седым?

Я знаю, была одна:

За её спиной переглядывались,

Но царственно, смехотворно, неукоснительно —

Она проверяла на волосок

Всё своё состояние в странных буквах нашего века:

Ежедневно,

Как чистить зубы.

А потом шла стоять в свою очередь.

Впрочем, волосы её не вились.

Стало быть, это другая

Обронила

Случайно.

«Как выдаёт боязнь пространства...»

Как выдаёт боязнь пространства

Желание вписаться в круг,

Как самозваное дворянство

Изобличает форма рук,

Как светят контуры погостов

Из-под разметки площадей,

Как бродят, царственно и просто,

Лакуны бывших лошадей

По преданным бесплодью землям —

Так, слепком каждому листу

И каждой птице на кусту —

Хранит природа пустоту,

Подмен надменно не приемля.

«Баба Катя вышла с кошёлкой, с утра пораньше...»

Баба Катя вышла с кошёлкой, с утра пораньше,

До отвоза мусора,

Чтоб соседей не стыдно.

А усатый, что в телевизоре, гад-обманщик,

Перевёл часы, и теперь ничего не видно.

Ёжится баба Катя, в смурных потёмках

Разгребает палочкой —

Где бутылки, а где объедки.

В самогонном кайфе небритые спят потомки.

В виртуальных пространствах

Бдят внучки-малолетки.

А счастливая баба Катя нашла картонку:

Если встать на неё, то валенки не промокают.

А над нею месяц всея Руси:

Тонкий-звонкий.

Задержали, видать, зарплату, и припухает.

Роется баба Катя.

Штаны с начёсом

Поистёрлись: за минус с ветром уже не держат.

Не хватало свалиться, всем на смех,

в помойку носом!

Помоги,

Святой Николай, новомученик-самодержец!

А нечистый как раз над городом свесил морду.

Увидала Катя:

Батюшки, ну и харя!

Рожки выставил, и не только.

Раздулся гордо,

Да корячит пальцы, как Ахмет на базаре.

Ахнула баба Катя, и ну креститься.

А потом дерзнула. Старушечью лапку в жилах

Замахнула вверх:

Крестом тебя, вражья птица!

Не таких видали,

Сгинь, нечистая сила!

И завыл, и сгинул. Зелёный рассвет, и зябко.

А добыча богатая — шесть бутылок и кеды.

И пошла Катерина довольная:

Хоть и бабка,

А заступник и ей послал,

Чем праздновать День Победы.

«Сказки ходят на кошачьих лапах...»

Сказки ходят на кошачьих лапах,

И от них смородиновый запах,

И они по ночам воруют:

Мальчиков,

если плохо лежат,

Девочек,

если плохо лежат,

Даже маленьких медвежат.

Озоруют, ох, озоруют!

А украденному — лес-малина,

Мост Калинов, а за ним долина,

И чего боишься, то будет.

Бабушка

таращится: съесть,

Дерево

цепляется: съесть,

В темноте волчьих глаз не счесть,

И никто-никто не разбудит!

Бойся всласть, а хочешь — полетели

Поскакать на облачной постели,

Звёзды щекотать за усами:

Звон червонный,

жаркая медь!

Обожжёшься —

чур, не реветь:

Там по небу ходит медведь,

Ждёт потехи с гончими псами.

А оттуда — всё, как на ладони:

Замки, и дороги, и погони.

Вот русалки машут, смеются.

Эй вы там,

за медной горой!

Кто герой —

выходи на бой!

Чур, кто струсит — тому домой

Навсегда-навсегда вернуться!

И потом реви под одеялом,

Вспоминай, как было — и не стало,

Только запах, как после грома.

Эй вы,

звёзды и голоса!

Вот я

жмурю-жмурю глаза:

Украдите меня назад!

Всё равно убегу из дома!

«Тот ветер, как и смерть, приходит сверху...»

Тот ветер, как и смерть, приходит сверху.

Он городам ломает башни и гробницы.

Он смахивает крошки самолётов

С разодранных небесных скатертей.

И вожаки кричат последнюю поверку,

И отвечают им измученные птицы,

Теряя одержимость перелёта,

Уже с паденьем

В сломанном хребте.

Зачем нам знать, что этот ветер будет?

Ведь мы не лезем с микрофонами к пророкам,

Зато достигли мудрых философий

И пластиковых банковских счетов.

И вожаки людей успешно вышли в люди,

И суррогаты апельсинового сока

И чашки обезвреженного кофе

Нас ждут в любом

Из аэропортов.

Неважно, где. А важно, что под крышей.

Ещё желателен хороший курс валюты.

В любое место выдаются визы,

В любом отеле мягкая кровать.

И если птицы закричат, мы не услышим.

Лишь иногда бывает зябко почему-то.

И мы тогда включаем телевизор

И смотрим жутик,

Чтоб спокойней спать.

«Мне было очень трудно на душе...»

Мне было очень трудно на душе,

И я искала знака, не решаясь

По Имени позвать и попросить:

Мол, дай мне знак. Под горло подошло.

А только лишь — без всяких прав — искала.