Стихотворения - [4]

Шрифт
Интервал

Историка) двух дел зараз
Не делал: с шумными друзьями
Был пьян, как мы бывали с вами;
Но, закалив могучий дух
В правленья кознях и тревогах,
Сей бог ловил и мучил мух,
В своих уединясь чертогах».
Отселе следствие: смешон
Домициан, а не Нерон.

«С моей подругой молчаливой…»

С моей подругой молчаливой
Поля Авзонии счастливой
Я в день весенний посетил:
В стране прославленных могил
Весна цвела, благоухала,
Как дух Горация светла,
Непринужденно весела
Как эпиграмма Марциала,
И муза юная моя
Сияньем солнечным пленилась.
Вернулись мы. Все тот же я;
Моя подруга — изменилась:
Ей непонятны и смешны
Туманы прежних песнопений,
Больные, трепетные сны
Забытых ею вдохновений.

«Понятен мне твой злобный крик…»

Понятен мне твой злобный крик:
Ответа ждешь ты, клеветник;
Но мы забывчивы, поэты:
Умри, мой друг Врага из Леты
Я эпиграммой не спасу.
Кого люблю, кого ревную,
Тому бессмертие дарую
И мирт невянущий несу.

ПОДРАЖАНИЕ («Фалерна темное вино…»)

Фалерна темное вино
Благоуханней в тонкой чаше.
Смотри, вот золото: оно
В моей руке ценней и краше.
Не убеждай меня, пришлец, —
То скучный труд и труд напрасный:
Пою, восторженный певец,
В прекрасном теле дух прекрасный.

С АРАБСКОГО («Огромный коршун в небе рея…»)

Огромный коршун в небе рея,
Увидит жирный труп злодея,
Слетит с пылающих высот,
Себя с находкою поздравит
И к ночи на восток направит
Отяжелевший свой полет.

СЕДЬМОЙ ДЕНЬ ТВОРЕНИЯ («Заря вечерняя зажгла…»)

Заря вечерняя зажгла
Великих риз недвижный пламень,
И человек, и зверь, и камень
Поют Создателю: хвала!..
Он опочил. Сладка дремота
И миром созданным светла
Миродержавная забота
Предвечнодумного чела.

«В звездном узоре сокрыто вселенной названье…»

В звездном узоре сокрыто вселенной названье.
Старше оно, чем звезды первозданной сиянье.
Тайнопись неба прочтет ли ученый астролог?
Беден язык человека и век наш недолог.
Но лишь блеснут в небесах сокровенные знаки,
Смертью объяты и люди, и звери, и злаки.
Воины спят, погубив неприятеля в битве.
Вор под смоковницей спить, позабыв о ловитве.
Ночью на льва нападет ли голодный ягненок?
Лев безобиден и тих и храпит как ребенок.
В келье отшельник заснул, на полу растянувшись,
Утром проснется, чуть свет, и увидит, проснувшись:
Змей ядовитый в почетном углу, под лампадой,
Мирно свернулся, дремотною скован усладой.
День настает — и до ночи сильнее закона
Правда мольбы, и борьбы, и ловитвы, и стона.

«Вечереет. Жаль былого…»

Вечереет. Жаль былого,
Жаль желтеющих цветов,
Жаль сиянья золотого
Отлетевших юных снов!
В парке робкое молчанье —
И средь этой тишины
Горько дышать чарованья
Отзвучавшего рыданья
Умирающей весны.

«Она любила бытие…»

Она любила бытие,
Но так спокойно в нем сияла,
Как будто вовсе и не знала,
Что целый мир у ног ее.
То не было благоуханье
Или упрямство чистоты,
Но в ней таилось обаянье
Какой то высшей красоты
И, понимая искушенья
И ясной вольностью дыша,
Ни сочетанья, ни плененья
Ее не жаждала душа.

«На спящий пруд с насмешкою больною…»

И чудный сон — и тихий сон и странный…
На спящий пруд с насмешкою больною
Глядит луна с далекой высоты.
Дремотных трав ленивые листы
В тяжелом сне склонились над водою.
Чу… ветерок… Что, если смерть придет
И тонкими, изящными руками,
Незримая, меня вдруг обовьет,
К немым устам как женщина прильнет
И выпьет жизнь холодными устами?..

«Песни спеты, перепеты…»

Песни спеты, перепеты —
Сердце бедное, молчи:
Все отысканы ответы,
Все подделаны ключи;
Мы — последние поэты,
Мы — последние лучи
Догорающей в ночи,
Умирающей планеты…
После нас — ночная тьма,
Процветание науки,
Протрезвление ума,
После нас — ни грез, ни муки,
Бесконечная зима
Безразлично серой скуки.

«Я прежде был волной. Не знал я ни печали…»

Я прежде был волной. Не знал я ни печали,
Ни страсти роковой… В задумчивой ночи
Сияньем сладостным таинственно пронзали
Меня далеких звезд далекие лучи.
Я прежде был волной… В томительной пустыне,
В пылу земных страстей, охвачен суетой,
Молюсь я, как лучам целительной святыни,
Сиянью грезы золотой.

«Надменное, ласкающее море!..»

Надменное, ласкающее море!
Оно поет о небе голубом,
Оно поет о блеске золотом,
Оно поет о радостном просторе,
Но глубоко в таинственной тиши,
В суровой мгле, спят черные страданья
И гордые, жестокие желанья,
Как в глубине моей души.

«Румяна и бела, как юная царица…»

Румяна и бела, как юная царица,
Встает из тихих вод веселая денница,
Исчез с полей туман, гнетущий и седой,
Все залито волнами света
И песня вольная свободного поэта
Звучит беспечностью и верой молодой.
Забыть угрюмый путь, забыта ночь ненастья.
Веселый ветерок манит куда-то вдаль.
Я счастлив.
Отчего ж мне жаль
Звезды, померкнувшей пред ярким солнцем счастья?

Morituri(«Тихо заря догорала…»)

Тихо заря догорала.
Тихо земля умирала.
С нею все дети земли.
Медленно время летело.
На бездыханное тело
Злобные тучи легли.
Жалкие слезы бессилья…
Слышишь лазурные крылья
В меркнущей мира дали?
Горше пусты чертоги:
В небе покинутом боги
Жить без людей не смогли.

«У моря — помните ль? — когда-то мы сидели…»

У моря — помните ль? — когда-то мы сидели
На золотом песке, и слушали прибой,
И волны синие приветливо нам пели
О счастьи сказочном, о грезе голубой..
О, помните ли вы, как, этой песне вторя,
В сияньи теплого и солнечного дня,
Над яркой синевой играющего моря

Еще от автора Виктор Лазаревич Поляков
«Мы - последние поэты…»

Виктор Лазаревич Поляков (1881-1906) – один из «забытых» поэтов Серебряного века. Тем не менее, его стихи, несомненно достойны внимания. Среди его литературных знакомых такие поэты как: А. Блок, А. А.Кондратьев.Валерий Брюсов и Александр Блок откликнулись рецензиями на его единственный посмертный сборник (Поляков В. Стихотворения. СПб.: Тип. «Сириус», 1909. - 114 с., 1 л. портр. - 600 экз). Брюсов в частности писал о нем: «…Стихи В. Полякова — не первые опыты автора, которому предстоит длинный путь совершенствования, но твердо, уверенно начатая речь, которая только была оборвана на первых словах.