Стихотворения - [2]

На беломраморное тело

Покровом трепетным легла.

«Не славе я молюсь: дворцы…»

Не славе я молюсь: дворцы

Стоят на площади; не злату:

Оно покорно всем; разврату

Кадят — унылые глупцы…

Меж колыбелью и могилой,

Средь воплей черни площадной,

Нет песни, песни, сердцу милой,

И нет молитвы, мне родной!

К толпе («Твой грубый смех тебе прощаю…»)

Твой грубый смех тебе прощаю, —

Невыносим твой жалкий стон.

Не смей страдать: я умираю,

Твоим страданьем осквернен!

Чтоб нераздельно ненавидеть,

Чтоб наслаждаться без борьбы,

Эван, Эван, хочу я видеть,

Как пляшут жирные рабы!..

К вечности («Я чту незлобие твое…»)

Я чту незлобие твое:

Мое дыханье так условно

Я умираю, — в том виновно,

Мне изменяя, бытие,—

А ты, презрительно, спокойно,

Приемлешь мой последний день…

Ужель не встречу я достойно

Тобою посланную тень?

Пускай в лесу трепещут звери

И пресмыкаются в пыли:

Я отворю ей, молча, двери,

Я поклонюсь ей до земли.

Вечерний звон («Неуловимыми тенями…»)

Неуловимыми тенями,

Тяжелой мглою окружен,

Ты спишь с открытыми глазами —

Зовется жизнью этот сон…

Проснись, закрой надменно очи, —

Все чувства, вдруг пробуждены,

Блеснут во мгле тяжелой ночи, —

Зовутся снами эти сны…

Ты слышишь весть освобожденья?

Не верь: обманет этот звон!..

Там вечный сон без пробужденья,

Там вечной жизни черный сон.

Былое («Здесь ни палат, ни пепелища…»)

Здесь ни палат, ни пепелища

Мне рок угрюмый не судил;

Но вид случайного жилища —

Противней мерзостных могил.

И я ушел, певец бездомный!

Мне день приветливо светил,

Но бесприютно мир огромный

Меня как бездна поглотил.

Я долго бездну эту мерил

И ненавидел, как тюрьму,

В свое отчаянье не верил,

Но верил смеху своему.

«Я не отшельник и не тать…»

Я не отшельник и не тать —

И мир благословить я смею.

Порой хотел бы проклинать,

Но проклинать я не умею.

Я исхожу весь белый свет

И, в каждую влюбленный встречу,

Я на рассеянный привет

Мечтой внимательной отвечу.

Я родился, чтоб в мире жить,

Восстал, чтоб миру поклониться,

Его красою дорожить,

К его святыням приложиться.

«Там, над виденьями долины…»

Там, над виденьями долины,

Над пеленою облаков,

Угрюмо дремлют исполины

В холодном блеске ледников,

А здесь — неверный свет вечерний

И пляска тысячи теней,

Мольба жрецов и клики черни,

Здесь мир обманов и теней.

Так почему же, Неподкупный,

Ты судишь грешников долин

Неугасимой, недоступной,

Холодной правдою вершин?

«Верховный жрец во мгле ночной…»

Верховный жрец во мгле ночной

Стоит безмолвно у порога:

Блестит вдали, блестит земной

Сосуд губительного бога, —

Он полон девственной росы…

Разбить? Солжет сосуд разбитый:

Заутра в храм сбегутся псы

Лизать отравленные плиты…

Жрец улыбается во мгле —

И ночи мрак трепещет зыбкий

И все живое на земле

Во сне дрожит от той улыбки

ПОЭТЫ («Гордо поют победители…»)

Гордо поют победители,

Камни грызут побежденные;

Непримиренные,

Снова сойдутся воители.

Но средь немой бесконечности

Тусклых равнин мы, сраженные,

Спим, примиренные,

Сном упоительным вечности.

ОНИ. Порт-Артур («Для них все пламенные сны…»)

Для них все пламенные сны,

Владыки творческая вера;

Они противны и смешны,

Как раб, читающий Гомера;

Но в день войны их льется кровь,

Спасают землю их страданья:

Самоотверженно любовь

Творит бессмертные преданья.

Итоги («Осталось: пол-Сахалина…»)

Осталось: пол-Сахалина,

Вождей преступных имена,

Их непонятная гордыня

И, как залог народных сил,

Неоскверненная святыня

Бесславно преданных могил.

Пою героев безымянных!

Равнин Манчжурии туманных,

Ее привычных нам снегов

Они покинуть не хотели —

И безыскусственных крестов

Не заметут ее метели.

Суд («Мы — дети ваши. Пред судом…»)

Мы — дети ваши. Пред судом

Больных детей отцы неправы —

И мы покинули ваш дом

И ваши скучные забавы.

В веселый час вы рождены,

Герои позабытой чаши…

Не вы одни осуждены:

И нас осудят дети наши!

Пан («Пан безликий, скрытый тьмою…»)

Пан безликий, скрытый тьмою,

Ночью бродит по горам

И звериною тропою

Пробирается к стадам

И от страха холодеет,

Напрягая чуткий слух,

Но проснуться не посмеет

В шалаше своем пастух.

«Она печальными очами…»

Она печальными очами

Глядит с томительных страниц,

Поэта созданная снами,

Царица медленных цариц.

Она моим не внемлет пеням,

Ей не дышать, и не цвести,

И в сад по мраморным ступеням

Стопою легкой не сойти.

«Точно дверь блестит золоченая…»

Точно дверь блестит золоченая,

Догорает заход,

А за дверью ночь упоенная

Притаилась, — ждет, —

В косы тяжкие и усталые

Красный мак вплела;

Брови черные, губы алые,

Вся стройна, бела.

«В тихий час неоскверненный…»

В тихий час неоскверненный,

Я люблю вечерний звон,—

Лаской тени усыпленный,

Над полями, отдаленный,

О себе забывший сон…

Сумрак летний, златотканый…

С угасающей зарей,

Сон безвестный, сон туманный,

Кто-то тихий и желанный

Умирает над землей.

Рыбак («И было все кругом темно…»)

И было все кругом темно.

Был грозен черный вал.

Как птицы пойманной крыло

Мой парус трепетал.

Рыбак молчал, спокоен был,

Так ясно недвижим,

Что я о смерти позабыл:

Я любовался им.

Лес («Он любит ночь, немую тьму…»)

Он любит ночь, немую тьму.

Со светом он в жестокой ссоре.

Он не расскажет никому

Свое задумчивое горе.

И только тайно, по ночам,

Дрожат листы от тайной муки

И ветви тянутся к лучам,

Как умоляющие руки.

ДЕМОН-ХУДОЖНИК

He мефистофель он вертлявый,

Не бес ничтожный и лукавый: