Стихотворения. Поэмы - [96]

Ни уплотнять ее судом.

Что в жизни нужно — все бесплатно,

За все ответчица — казна.

Убьют иль ранят?

Фронт.

Понятно.

И не твоя уже вина.

В той жизни — долгой иль короткой —

Уж там добро, иль недобро, —

Тебя согреть спешат и водкой,

И сводкой

Совинформбюро.

В недальнем следуя обозе,

Почти в бою — тебе хвалу

Вовсю поют в стихах и прозе

Твои певцы.

А что в тылу!

В тылу совсем не та картина,

Хотя все то же существо.

Во-первых, если ты мужчина,

То вроде как-то не того…

Опять же кухня полевая

Тебе не придана в тылу.

Посеял карточки в трамвае, —

Садись к заочному столу.

И та опаска всем знакома:

В тылу проштрафился чуть-чуть,

Глядишь, привет от военкома:

Прошу зайти.

И — в добрый путь.

На фронте нет того в заводе,

Чтоб опасаться: вдруг да в тыл!

Ошибся в роте,

Так во взводе

Исправишь все, что допустил.

И даже, если ты там штуку

Уже подсудную украл,

То ни к чему тебя в науку

Возить куда-то на Урал,

Писать от фронта открепленье,

Давать в дорогу аттестат.

Нет, где вина — там искупленье, —

Всегда поблизости штрафбат.

На месте весь тебе зачтется

Тот срок к недальнему числу

Без упущенья в производстве,

Как это водится в тылу.

С пристрастьем слушали майора

Два главных спорщика в купе.

Но самый след крутого спора

Уже по новой шел тропе.

Все ближе, ближе постепенно

К сужденьям тем склоняли слух

И наш профессор, и военный

Моряк, и врач, и все вокруг…

И в орденах старик кудрявый

Не усидел в своем углу,

Тряхнул своей безвестной славой:

— Нет, легче все-таки в тылу.

Как ни хотите — легче трошки… —

Успех майора он учел. —

Уже одно, что нет бомбежки,

А есть — так в шахте нипочем.

— Смотря какая бомба-дура, —

Поправил кто-то старика.

Но тот сказал:

— Нет, жизнь горька,

Как под землей без перекура,

А наверху — без табака…

— Ах, в табаке ли только дело, —

Включился вздох со стороны. —

В одном равны душа и тело,

Что легче — вовсе без войны…

Тот вывод с благостной печалью

Кивком почтенной головы

Одобрил попик наш с медалью

Восьмисотлетия Москвы.

Но означал его уместный

Простой кивок-полупоклон,

Что, может, волею чудесной

И сверх того, что всем известно,

Он кое в чем осведомлен…

А мой майор невозмутимый,

Со слов солдата выдав речь,

На весь вагон добавил дыма

И вновь намерен был залечь…

Солдатской притчи юмор грубый

Улыбкой лица подсветил,

И сам собой пошел на убыль

Тот спор на тему: фронт и тыл.

И те, кому в завидных далях,

В раю глубоком тыловом

У их станков и наковален

Был без отрыва стол и дом.

И после них не канут в нетях

Та боль, и мужество, и честь.

Но перейдет в сердца их детям

И внукам памятная песнь.

О том, как шли во имя жизни

В страде — два брата, два бойца,

Великой верные Отчизне

Тогда.

И впредь.

И до конца.

Москва в пути

Вагонный быт в дороге дальней,

Как отмечалось до меня,

Под стать квартире коммунальной,

Где все жильцы — почти родня.

Родня, как есть она в природе:

И та, с которой век бы жил,

И та, с которой в обиходе

Столкнешься утром —

День постыл.

И есть всегда в случайном сборе

Соседей — злостный тот сосед,

Что любит в общем коридоре

Торчать, как пень, и застить свет.

И тот, что спать ложится рано,

И тот бессонный здоровяк,

Что из вагона-ресторана

Приходит в полночь «на бровях».

И тот, что пьет всех больше чая,

Притом ворчит,

Что чай испит,

И, ближних в храпе обличая,

Сам как зарезанный храпит.

И тот, что радио не любит,

И тот, что слушать дай да дай,

И тот, и всякий…

Словом, люди,

В какую их ни кинуть даль.

И на путях большого мира

Мне дорог, мил

И этот мир…

Съезжает вдруг жилец с квартиры,

Вдруг сходит спутник-пассажир…

И пусть с тобой он даже спички

Не разделил за этот срок,

Но вот уже свои вещички

Он выдвигает за порог.

Вот сел у двери отрешенно —

Уже на убыль стук колес, —

Вот встал и вышел из вагона,

И жизни часть твоей унес…

Но это что. Иное дело,

Когда, как водится в пути,

Знакомство первое успело

До дружбы, что ли, дорасти.

Читатель, может быть, припомнит

Молодоженов-москвичей,

Что в стороне держались скромно,

Дорогой заняты своей,

Своей безмолвною беседой

Про тот, наверно, край земли,

Куда они впервые едут

В составе собственной семьи.

Когда пошли уже к Уралу

Холмы — заставы главных гор, —

Супруги юные помалу

Втянулись в общий разговор.

Должно быть, так, что с непривычки

Взгрустнулось, — критик, погоди:

Не версты дачной электрички,

А вся Европа позади.

И, отдаваясь этой дали,

Что открывалась душам их,

Они с отрадой обретали

Опору в спутниках своих.

И постигали въявь при свете

Дневном на этом рубеже,

Что — да, они уже — не дети,

И счет пошел иной уже…

Расспросы, толки, тары-бары…

Уже, проход загородив,

Вокруг и возле этой пары

Вагонный сладился актив.

На всех пахнуло в самом деле

Как будто временем иным,

И все по-своему хотели

Не сплоховать при встрече с ним;

Не оттолкнуть почтенной спесью:

Мол, то ли дело в наши дни;

Не затянуть унылой песни

Во вкусе матушки-родни —

Той, чьи советы, поученья

И справки — в горле у детей:

Насчет превратностей снабженья

И климатических страстей.

Но все ж избыточное время

В пути заставило и нас

Отдать свой долг обычной теме,

Что все имеют про запас.

Мол, край земли — оно понятно,

И в шалаше с любимым — рай.

Но на Арбат попасть обратно

Сложнее, чем на этот край.

Да, да. Не всем в аспирантуру, —

Нет, нужно в жизнь пойти сперва.

Но взять Калинин либо Тулу:

И жизнь, и в трех часах Москва…