Стихотворения. Поэмы - [11]

Хозяин оглянулся виновато

И подмигнул бедово: — Что, как дождь?…—

И гостя с места на покос сосватал:

— Для развлеченья малость подгребешь…

Мелькали спины, темные от пота,

Метали люди сено на воза,

Гребли, несли, спорилася работа.

В полях темнело. Близилась гроза.

Гость подгребал дорожку вслед за возом,

Сам на воз ношу подавал свою,

И на вопрос: какого он колхоза?

Покорно отвечал — Не состою…

Дождь находил, шумел высоко где-то,

Еще не долетая до земли.

И люди, весело ругая лето,

С последним возом на усадьбу шли.

Хозяин рад был, что свою отлучку

Он вместе с гостем в поле наверстал.

И шли они, как пьяные, под ручку.

И пыльный дождь их у крыльца застал…

Гость от дождя убрал кошелку в хату

И, сев на лавку, стих и погрустнел:

Знать, люди, вправду, будут жить богато,

Как жить он, может, больше всех хотел.

1933

«Рожь отволновалась…»

Рожь отволновалась.

Дым прошел.

Налило зерно до половины.

Колос мягок, но уже тяжел,

И уже в нем запах есть овинный…

1933

Братья

Лет семнадцать тому назад

Были малые мы ребятишки.

Мы любили свой хутор,

Свой сад.

Свой колодец,

Свой ельник и шишки.

Нас отец, за ухватку любя,

Называл не детьми, а сынами.

Он сажал нас обапол себя

И о жизни беседовал с нами.

— Ну, сыны?

Что, сыны?

Как, сыны? —

И сидели мы, выпятив груди, —

Я с одной стороны,

Брат с другой стороны,

Как большие, женатые люди.

Но в сарае своем по ночам

Мы вдвоем засыпали несмело.

Одинокий кузнечик сверчал,

И горячее сено шумело…

Мы, бывало, корзинки грибов,

От дождя побелевших, носили.

Ели желуди с наших дубов —

В детстве вкусные желуди были!..

Лет семнадцать тому назад

Мы друг друга любили и знали.

Что ж ты, брат?

Как ты, брат?

Где ж ты, брат?

На каком Беломорском канале?

1933

Новое озеро

Сползли подтеки красноватой глины

По белым сваям, вбитым навсегда.

II вот остановилась у плотины

Пугливая весенняя вода.

И вот уже гоняет волны ветер

На только что затопленном лугу.

И хутор со скворечней не заметил,

Как очутился вдруг на берегу.

Кругом поля ровней и ближе стали.

В верховье где-то мостик всплыл худой,

И лодка пробирается кустами,

Дымя ольховой пылью над водой.

А у сторожки, на бугре высоком,

Подрублена береза, и давно

Долбленое корытце светлым соком —

Березовиком — до краев полно…

Сидит старик с ведерком у обрыва,

Как будто тридцать лет он здесь живет.

— Что делаешь? — Взглянул неторопливо:

— Пускаю, малец, рыбу на развод…

Про паводок, про добрую погоду,

Про все дела ведет охотно речь.

И вкусно курит, сплевывая в воду,

Которую приставлен он стеречь.

И попросту собой доволен сторож,

И все ему доступны чудеса:

Понадобится — сделает озера,

Понадобится — выстроит здесь город

Иль вырастит зеленые леса.

1934

«Тревожно-грустное ржанье коня…»

Тревожно-грустное ржанье коня,

Неясная близость спящего дома…

Здесь и собаки не помнят меня

И петухи поют незнакомо.

Но пахнет, как в детстве, — вишневой корой,

Хлевами, задворками и погребами,

Болотцем, лягушечьей икрой,

Пеньковой кострой

И простывшей баней…

1934

Мужичок горбатый

Эту песню Филиппок

Распевал когда-то:

Жил на свете мужичок,

Маленький, горбатый.

И согласно песне той,

Мужичок горбатый

Жил беспечно, как святой

Ни коня, ни хаты.

В батраки к попу ходил

В рваных лапоточках,

Попадью с ума сводил

И попову дочку.

Он не сеял и не жал,

Каждый день обедал.

Поп грехи ему прощал,

Ничего не ведал.

Пел на свадьбах Филиппок

По дворам богатым:

Жил на свете мужичок,

Маленький, горбатый.

И в колхозе Филиппок

Заводил, бывало:

Жил, мол, раньше мужичок,

Этакой удалый.

По привычке жил, как гость,

Филиппок в артели.

Только мы сказали: — Брось,

Брось ты, в самом деле!

Ходишь, парень, бос и гол,

Разве то годится?..

Чем, подумаешь, нашел —

Бедностью гордиться.

Ты не то играешь, брат,—

Время не такое.

Ты гордись-ка, что богат,

И ходи героем.

Нынче трудно жить с кусков,

Пропадать по свету:

Ни попов, ни кулаков

Для тебя тут нету.

Видит парень — нечем крыть,

Просится в бригаду.

И пошел со дня косить

С мужиками рядом.

Видит парень — надо жить.

Пробуй, сделай милость.

И откуда только прыть

У него явилась!

Видит — надо. Рад не рад —

Налегает, косит.

Знает, все кругом глядят:

Бросит иль не бросит?..

Не бросает Филиппок,

Не сдает — куда там!

Дескать, вот вам мужичок,

Маленький, горбатый…

Впереди Филипп идет,

Весь блестит от пота.

Полюбил его народ

За его работу.

И пошел Филипп с тех пор

По дороге новой.

Позабыл поповский двор

И харчи поповы.

По годам еще не стар,

По делам — моложе,

Даже ростом выше стал

И осанкой строже.

И, смеясь, толкует он

Молодым ребятам,

Что от веку был силен

Мужичок горбатый.

Но, однако, неспроста

Пропадал безгласно.

Вековая сила та

В сук росла напрасно.

1934

«Я иду и радуюсь. Легко мне…»

 Я иду и радуюсь. Легко мне.

Дождь прошел. Блестит зеленый луг.

Я тебя не знаю и не помню,

Мой товарищ, мой безвестный друг.

Где ты пал, в каком бою — не знаю,

Но погиб за славные дела,

Чтоб страна, земля твоя родная,

Краше и счастливее была.

Над нолями дым стоит весенний,

Я иду, живущий, полный сил.

Веточку двурогую сирени

Подержал и где-то обронил…

Друг мой и товарищ, ты не сетуй,

Что лежишь, а мог бы жить и петь.

Разве я, наследник Жизни этой,

Захочу иначе умереть!..

1934

«С одной красой пришла ты в мужний дом…»

С одной красой пришла ты в мужний дом,

О горестном девичестве не плача.

Пришла девчонкой — и всю жизнь потом