Стихотворения. Поэмы - [82]

И заставлять просить себя они не стали.

Вокруг столов с вином, в чаду мясного пара,

Расселись без чинов немедленно гусары.

Как с турками они расправились нещадно,

Так обошлись с едой и влагой виноградной.

И диво ли, что так они проголодались,

Когда они с таким усердием сражались!

В разгаре пиршества и оживленной встречи

Приветствовал гостей король такою речью:

«Я нечто важное скажу вам в заключенье,

Внимайте, речь моя исполнена значенья».

Гусары, как один, оставили кувшины,

Чтоб вслушаться в слова седого властелина.

А тот отпил глоток, откашлялся немного

И начал речь свою торжественно и строго:

«Скажи, как звать тебя, мой доблестный воитель

И дочери моей достойный избавитель?»

Тот отвечал: «Меня звать Янчи Кукуруза,

И это прозвище ношу я без конфуза».

Король заметил тут отважному герою:

«Не беспокойся, мы дадим тебе другое.

Мы в дом тебя введем, тебе мы станем тестем

И примем в рыцари и Яношем окрестим.

Ты дочку спас мою. Я думаю, законно,

Чтоб ты венчался с ней, взяв королевну в жены.

Я за тебя ее охотно выдам замуж.

Займи мой трон и мне наследуй, витязь Янош.

Я долго просидел на троне, долго правил,

Давно пора, чтоб я другим его оставил.

Я стар и болен стал в заботах государства,

Прошу, смени меня и с нею сам поцарствуй.

Я дам тебе свою корону золотую,

И ничего взамен ее не попрошу я

Сверх малого угла при замковой палате,

Где мог бы я дожить остаток дней у зятя».

Так говорил король. Гусары молчаливо

Сидели, слушая, и лишь давались диву.

А витязь Янош встал и, будто бы в угаре,

Смутившись, отвечал седому государю:

«Спасибо, государь, за добрые желанья!

Но я не заслужил великодушной дани.

Хоть редко снится сон такой, когда мы дремлем.

Но для меня твой дар великий неприемлем.

Наверно, ты не ждал, что я его отрину.

Послушай быль мою, она тому причиной,

Что на любезный дар ответил я отказом, —

Не буду в тягость я тебе своим рассказом?»

«Рассказывай, мой сын, без всяких отговорок.

Едва ли знаешь ты, как нам ты мил и дорог».

Так ободрял король простого рядового.

Что Янош им сказал, повторим слово в слово:

14

«Сперва — как получил я имя Кукуруза?

Средь кукурузных гряд нашли меня, бутуза.

Та, что нашла меня и оказала помощь,

Так прозвала меня. Я стал ее приемыш.

Жена сквалыжника, большая сердоболка,

Однажды занялась на огороде полкой

И вдруг подобрала младенца-карапуза,

Который нагишом лежал средь кукурузы.

Я плакал, говорят. Она из состраданья

Решила взять меня к себе на воспитанье.

Любя ребят, она сама была бездетна,

Но муж был скуп у ней. С ним спорить было тщетно.

Как увидал меня, так, стыд теряя всякий,

Стал бедную жену ругать он, как собаку.

«Ты что, с ума сошла? Сокровище! Подкидыш!

Чужого все равно за своего не выдашь!»

А мужу та в ответ: «Еще б недоставало,

Чтоб он остался там, живой ребенок малый!

Когда б он там погиб, как я б могла своими

Губами призывать потом господне имя?

Да надо рассудить, ведь это не змееныш!

Немного подрастет, окупится найденыш.

Он даровой чабан для вас, для овцевода,

И помощь мне в дому, — вот и вернет расходы».

Сдавался злой ворчун, но на меня, по злобе,

Смотрел всегда потом он косо, исподлобья,

И если дел своих я чуточку не ладил,

Он батогом меня и так и этак гладил.

Так я и вырос бы среди пинков и брани,

Ничем не скрасив тьмы такого прозябанья.

Но я дружил с одной девчуркой белокурой, —

Мне радостью она была в той жизни хмурой.

Мать умерла давно у ней, у горемычной.

Женился на другой отец ее вторично,

Но умер вскоре вслед и он, и оказалось,

Что с мачехою злой она одна осталась.

Та девушка была мне розаном весенним,

Единственным моим всегдашним утешеньем.

Как я любил ее! Соседи в околотке

Нас звали ласково: приходские сиротки.

За то, чтобы ее увидеть было можно,

Я жертвовал легко ватрушкою творожной.

Как радовался я, когда я в день воскресный

Мог вместе с ней играть средь детворы окрестной.

Так дружно жили мы в ребячестве сначала,

Когда же я подрос, — как сердце заиграло!

За поцелуй ее или прикосновенье

Я был готов весь мир отдать без рассужденья.

Но мачехина злость, пинки и перебранки

Ей отравляли жизнь, — бог не простит тиранке!

Кто знает, что б еще с ней сделала старуха,

Когда б не я. Востро со мной держала ухо!

Но вот и для меня собачья жизнь настала:

Хозяйка наша жить нам долго приказала.

Не стало у меня той матери названой,

Печальницы, меня нашедшей, мальчугана.

Я жизнью закален и нравом не плаксивый,

Слезинку для меня пролить — большое диво,

Но на похоронах я плакал неуемно

По доброй той душе, по матери приемной.

А Илушка, кого назвал я розой вешней,

Та плакала еще быть может, неутешней.

Как было не рыдать? При жизни доброхотка

Старалась обласкать, где чем могла, сиротку.

Покойница не раз твердила перед смертью:

«Не беспокойтесь, я вас поженю, поверьте,

Ей-богу, поженю. Да что за шутки, право!

А пара-то из вас получится на славу!»

Слов тратить попусту бедняга не любила,

И если б не сошла сама от нас в могилу,

То обвенчала б нас, могу сказать наверно,

Ни мужа не боясь, ни той старухи скверной.

Но вот ушла она, и с ней ее обеты.

Для нас настала ночь без всякого просвета.

Как в памятные дни поры первоначальной,

Друг к дружке льнули мы средь этой тьмы печальной.

Но счастья не судил нам бог и отнял тоже