Вода с кудрей льняных струилась.
На всех тут страх напал. Иной бежит,
Иной стоит белее мела.
Она под воду скрыться не спешит
И молвит ласково и смело:
«О юноши! То знает весь народ:
Никто в задоре безрассудном
Веслом не смел коснуться этих вод —
Он потонул бы вместе с судном.
Ты, дерзкий, также и твои челны
Истлели б скоро под волнами,
Но здесь твой дед и прадед рождены,
И ты единой крови с нами.
Так знай, хоть любопытство — ваш порок,
Но вы призвали божье имя,
И быль об этом озере вам бог
Устами огласит моими.
Когда-то здесь, где тростники шуршат,
Где царь-травой
>{11} покрыты мели,
Кипела жизнь, стоял обширный град,
Строенья крепкие белели.
Красавиц много было в граде том,
Мужей, искусных в деле бранном.
И Свитезью владел тот княжий дом,
Что славен доблестным Туганом
>{12}.
Кругом леса в ту пору не росли,
Желтела на полях пшеница,
И Новогрудок виден был вдали —
Литвы цветущая столица.
Но русский царь войной пошел на нас,
И осадил он град Мендога
>{13}, —
И обуяла в этот грозный час
Литву великая тревога.
С гонцом письмо литовский государь
Шлет моему отцу Тугану:
«Ты выручал наш стольный град и встарь,
Спеши, ударь по вражью стану!»
Туган прочел — и приказал скликать
Мужей для воинской потехи.
И собралось охочих тысяч пять,
При каждом — конь и все доспехи.
Труба гремит — и пыль столбом взвилась:
То скачет рать за княжьим стягом.
Но вижу, вдруг остановился князь
И в замок воротился шагом.
Он говорит: «Могу ль губить своих,
Чтоб князю дать помогу в брани?
У Свитези ведь нет валов иных,
Как только крепость нашей длани.
Но если в битву мы не все пойдем —
Друзьям не будет обороны.
А все пойдем — как защитить свой дом,
Где наши дочери и жены?»
И я в ответ: «Отец! Послушай дочь:
Ступай! Над нами власть господня.
Мне снилось, ангел огненный всю ночь
Летал над городом сегодня.
Мечом он Свитезь очертил твою,
Златыми осенил крылами
И мне сказал: «Пока отцы в бою,
Не бойтесь, чада, — я над вами».
И внял Туган, — за войском он спешит.
Но вот уже и ночь настала.
И вдруг раздался грохот, стук копыт,
И крик «ура», и звон металла.
Таранами по стенам замка бьют,
Стреляют ядрами по сводам.
И дети, старцы, женщины бегут —
Весь двор заполнился народом.
Кричат: «Скорей ворота на запор!
Спасите! Русь валит за нами!
Пусть лучше смерть, но только не позор!
Убьем! Убьем друг друга сами!»
И яростью сменяется их страх, —
Приносят факелы, солому,
Сокровища сжигают на кострах,
Огнем грозят гнезду родному.
«Кто убежит — будь проклят!» Я — во двор.
Унять хочу их — не умею.
Благодарят поднявшего топор,
Торопятся подставить шею.
Но что преступней: жизнь и честь губя,
Отдаться под ярем кровавый
Иль душу погубить, убив себя?
И я вскричала: «Боже правый!
Ты видишь, нам не совладать с врагом,
К тебе взываем, погибая:
Пусть лучше нас убьет небесный гром,
Укроет мать-земля сырая!»
И белизна внезапно разлилась,
Закрыла мир, как покрывало.
Я опустила очи, изумись…
И подо мной земли не стало.
Взгляни на луг прибрежный: это бог
Избавил слабых от расправы.
Он дев и жен безгрешных уберег,
Их обратил в цветы и травы.
Подобно белым бабочкам, цветы
Парят над спящею водою.
Напоминают свежестью листы
Зеленую под снегом хвою.
Так белый цвет безгрешности своей
Они хранят в веках нетленным.
Не оскорбит их пришлый лиходей
Прикосновением презренным.
То был царю и всем врагам урок:
Победу празднуя над нами,
Иной из них хотел сплести венок,
Иной — украсить шлем цветами.
Но лишь к цветам притронулись они,
Свершилось чудо правой мести:
В недуге страшном скорчились одни,
Других застигла смерть на месте.
Хоть все уносит времени поток,
Но быль народ не забывает:
Поет о чуде, и простой цветок
Он царь-травою называет».
Так молвит нам — и прочь плывет она.
И тонут сети, шлюпки тонут.
Летит на берег с грохотом волна,
Деревья в пуще дико стонут.
Как бездна, хлябь разверзлась перед ней,
Она исчезла в темном чреве,
И с той поры никто до наших дней
Не слышал о прекрасной деве.
