Стихотворения. Поэмы. Драма - [88]

И солнышко взошло за речкою в тумане,

То серебря его, то золотом румяня.

Так в Слуцке мастера ткут драгоценный пояс:

Ткачиха за станком, о пряже беспокоясь,

Рукой не устает разглаживать основу,

А ткач плетет узор из бисера цветного,

Расцвечивая ткань… Так ветер утром рано

Прядет земле убор из солнца и тумана.

Матей прочел псалом и, подойдя к воротам

Сарая, приступил к хозяйственным заботам:

С охапкою травы присев у двери дома,

Он свистнул. В тот же миг на этот свист знакомый

Примчался рой крольчат. Старик им гладит спины,

Их красные глаза сверкают, как рубины.

Крольчата, осмелев, забрались стайкой шустрой

На руки к старику, привлечены капустой.

А он, седой, как лунь, сам белый, точно кролик,

Сидит, одной рукой подбрасывая вволю

Капусту для своих нахлебников раскосых,

Другою ж на порог из шайки сыплет просо.

Сыпнул — ив тот же миг к порогу слева, справа

Слетелась воробьев крикливая орава.

Меж тем, как занят он утехою невинной —

Кормежкою крольчат и дракой воробьиной, —

Вдруг кролики в траву, а воробьи на крышу

Шарахнулись, шаги иных гостей заслышав:

То люди к старику спешат дорожкой сада.

Из домика ксендза шляхетская громада

Послала их в фольварк Матея за советом.

Отдав ему поклон согласно этикета,

Гонцы идут в избу и славят Иисуса.

"Аминь!" — ответил им хозяин седоусый.

Узнав причину их столь раннего прихода,

На скамьи усадил Матей послов народа.

Тут встал один из них с кленовой лавки белой

И начал излагать случившееся дело.

Тем временем толпа в усадьбу прибывала!

Соседи были тут, да и чужих немало.

Тот в бричке прикатил, тот на коне, с оружьем.

Одни заходят внутрь, другие ждут снаружи,

А третьи, чтоб рассказ услышать хоть немножко,

В светлицу к старику глядят через окошко.

3

Итак, набором фраз хоть и пустых, но звучных

Всех шляхтичей увлек красноречивый ключник.

Да как и не увлечь? Вокруг него стояло

Соседей, на судью имевших зуб, немало.

Тех он оштрафовал когда-то за потраву,

Иным он отказал в их жалобе неправой.

Все мстить ему хотят, со злобою не справясь!

Одним владеет гнев, другого жалит зависть.

Теперь весь этот люд стоял толпою злобной

Вкруг ключника, подняв кто саблю, кто оглоблю.

Тут Матек, с лавки встав и подпершись рукою,

Направился к столу и стал среди покоя.

Качая головой, смотря суровым взором

Поверх голов: "Глупцы! — он произнес с укором. —

Войну посеет граф, а беды вы пожнете.

Вас трудно приучить к общественной заботе.

Когда о Польше спор решался в смертном бое,

Вы и тогда, глупцы, бранились меж собою.

Ах, если б вы могли забыть о вечных спорах!

Вы встали б для нее железною опорой,

Но если вас опять грызет вражда былая, —

Я тысячу чертей в утробы вам желаю!.."

Он сел. Народ молчал, как пораженный громом,

Но в этот самый миг на улице за домом

Раздался крик: "Виват!" То у ворот Матея

Остановился граф и с ним отряд жокеев.

Граф в круглой шляпе был. Спадал волнистый локон

На лоб из-под нее. Заморский плащ широкий

Застежкой золотой заколот был у шеи.

Он, шпагу приподняв, у домика Матея

Стоял, и добрый конь плясал под ним, гарцуя,

А он смирял его, народу салютуя.

"Виват, вельможный граф!" — опять раздался гомон.

"С ним жить и умирать!.." Народ волной из дома

За ключником потек. Тех, кто остался, Матек

Из хаты выгнал прочь, засов задвинув в хате,

К окошку подошел и, прислонившись к раме,

Тех, что бежали прочь, опять назвал глупцами.

А шляхтичи спешат за графом и за паном

Гервазием к шинку. Три пояса с жупанов

Гервазий снять велел и тащит три бочонка

Из погреба на них. В одном была водчонка,

Мед во втором играл, а в третьем было пиво.

Три чопа выбил он, и три ручья игриво

Ударили из них. Один был серебристым,

Второй пунцовым был, а третий золотистым.

И тотчас к трем ручьям прильнуло триста чарок:

Толпа, благодаря вельможу за подарок,

Здоровье графа пьет и, торопясь напиться,

Кричит: "Вперед, паны! За графом! На Соплицу!"

1940

ПАН ТВАРДОВСКИЙ (Вольный перевод)

Носогрейки хлопцы курят,

Пьют в дыму,

Едят в дыму,

Пляшут,

Свищут,

Балагурят

И орут на всю корчму.

На скамейке пан Твардовский

Развалился, как паша.

Служит весь синклит бесовский

Колдуну.

Гуляй, душа!

Он солдату-забияке,

Что с любым задраться рад,

Погрозил лишь пальцем в драке —

И, как мышь,

Притих солдат.

Он судье подбросил в шапку

Злотый адского литья —

И, как пес,

На задних лапках

Перед ним стоит судья.

Загулявшего портняжку,

Что пропил штаны давно,

Щелкнул в лоб,

Подставил чашку —

И рекой течет вино.

Ровно чарку гдовской старки —

Крепкой водки —

Первый сорт! —

Нацедил,

Хлебнул из чарки,

Глядь туда —

А в чарке —

Черт.

Щуплый черт одет, как стражник,

В рваный плащ и сапоги.

Знать, нечистый не из важных:

Так,

Из адской мелюзги.

Вылез черт.

Собачьим когтем

Почесал сопливый нос,

Вырос на два — на три локтя,

Кашлянул

И произнес:

"Ты,

Мосьпан,

Забыл,

Похоже,

Меж интрижек и пиров

Договор на бычьей коже,

Что твоя скрепила кровь.

Ведь, согласно договора,

Ты алхимию постиг.

Выполнял весь ад без спора

Сотни прихотей твоих.

И, как там писалось ниже,

Прямоту в делах любя,

Мы в Варшаве

И в Париже

Всем служили для тебя!

Вспомни ж,

Пунктами какими

Договор кончался наш:

Если мы сойдемся

В Риме —

Там

Ты душу нам отдашь.

Час пробил,

Ясновельможный!

Ты попался,

Старый плут.

Посмотри, неосторожный:

Ведь харчевню —

"Рим"

Зовут!"

Огляделся пан Твардовский: