Стихотворения. Поэмы. Драма - [37]

Я, несмотря на дружбу нашу,

В Москву сейчас же напишу!

Ведь самолеты рвет на клочья,

Корежит весь аэродром!

Впервые вижу я воочью

Такой бессмысленный разгром!

Тебе, как видно, все — игрушки!

Как можешь ты шутить в беде?

Скажи мне: где же наши пушки

И самолеты наши где?!

Своим приятелем теснимый,

Тайком от смеха умирал

Лукавый и невозмутимый

Седой советский генерал.

— Зевает наша оборона! —

Он бормотал себе в усы,

Привстал, взял трубку телефона

И мельком глянул на часы.

Потом, приладив трубку к уху,

Сказал: — Пора им сбавить прыть!..

"Красавцы"? Говорит: "Стряпуха"!

А ну-ка дайте прикурить! —

И вмиг весь боевой участок

Взревел на нашем берегу,

И пушек сто… Нет, больше: за сто

Загрохотало по врагу!

Теперь очки расцветший штатский

Уже в восторге протирал…

— Степан! Скажу тебе по-братски, —

Спокойно молвил генерал, —

Хотя, мой друг, и сед давно ты,

И суетишься, как школяр,

Макеты этих самолетов

Столяр готовил да маляр.

Враги снарядов двести — триста

По ним впустую извели,

А молодцы артиллеристы

Их батареи засекли!

Машины ж наши — вот ведь случай! —

Целы, обстрелу вопреки!..

Тут над КП промчались тучей

Громить врага штурмовики.

21 июля 1943

ГВАРДЕЙЦУ С. ИВАНОВУ

Вечером зимним домой прилетает

Летчик на раненом штурмовике.

Лютая стужа за пальцы хватает,

Льнет сквозь перчатку к озябшей руке.

Летчик измучен — и в сумерках ранних

Он до утра засыпает без снов.

К раненой птице подходит механик —

Доктор ее — старшина Иванов.

Эту машину подбитую надо

Долго лечить: перебит элерон,

Плоскость прошибло немецким снарядом,

Вражьими пулями руль поврежден…

В светлом цеху за станками большими

Юность недаром провел старшина.

Он говорит: "Боевая машина

Утром уйти на штурмовку должна!"

И, забывая про сон и про ужин.

Лечит всю ночь при неярком огне

Тот самолет острокрылый, что нужен

Армии Красной, Советской стране…

Лютая стужа за пальцы хватает,

Гаечный ключ примерзает к руке,

Но поутру штурмовик вылетает

И над фашистами входит в пике.

Бомбами в землю вжимает их снова,

Градом свинца поливает из туч!..

Утром крылатый больной Иванова

Снова воюет, здоров и могуч!

29 июля 1943

УСЫ (Дружеская шутка)

Посвящается капитану

А. Ерофеевскому

Не назовешь его ни лысым,

Ни гладким, как столовый нож:

Он на Давыдова Дениса,

Гусара славного похож.

Но если в битвах, точно туча,

На скакуне носился тот,

То этот выбрал жребий лучше

И пересел на самолет.

Фашистам в землю влезть охота,

Дрожат коричневые псы,

Когда торчат из самолета

Его гусарские усы!

А он парит над их оравой

И вниз бросает страшный груз,

То левый теребя, то правый

Свой знаменитый пышный ус…

— Я дал зарок, — он мне поведал, —

Что с дня, когда пришла война,

Усов моих до Дня Победы

Коснуться бритва не должна!

Летят горячие недели,

Гремят жестокие бои,

И мне, признаться, надоели

Усы пушистые мои.

Не раз я слышал разговоры.

Что староват уже летать,

Мне девушки дают под сорок,

Хотя мне только двадцать пять.

Что ж! Потерплю! Мы в схватках бранных

Удары множим по врагу.

Уже он близок — день желанный,

Когда я снять зарок могу.

Хоть точный срок его неведом,

Держу я крепко свой обет,

Чтобы в счастливый День Победы

Помолодеть на двадцать лет.

1943

ЗИМОЙ И ЛЕТОМ ОДНИМ ЦВЕТОМ (Маленький фельетон)

"Русским, — врал фашистский пес,

Под Москвою битый, —

Помогает Дед Мороз,

Генерал сердитый!

Дни зимы — не наш сезон:

Подождем до лета…"

Что же нынче сбрешет он

И его газета?

В стужу битые в былом,

Воры и бандиты, —

В зной июльский под Орлом

Нынче снова биты.

И под градом русских пуль

Салом пятки мажут!

"Слишком жарок был июль!" —

Вновь фашисты скажут.

Верно — правду как ни прячь,

Правда выйдет скоро:

Этот месяц был "горяч"

Для фашистской своры!..

В силу логики прямой

Падает их марка:

Слишком зябко им зимой,

Летом — слишком жарко!

9 августа 1943

ШТУРМАН

Мл. лейтенанту Н. Канищеву

Разрыв тряхнул машину… Штурман хочет

Нащупать парашютное кольцо.

Но замечает он, что ранен летчик,

На грудь склонивший бледное лицо.

Проходит дрожь невольного испуга,

Миг колебанья быстро миновал.

Одной рукой он обнимает друга,

Кладет другую руку на штурвал.

Он не пилот. Педали он не двигал

Еще ни разу на своем веку.

— Я в первый раз веду машину. Прыгай! —

Он говорит воздушному стрелку.

Он сжал штурвал. Пусть кровь из пальцев брызнет,

Он не собьется с верного пути.

В его руках две драгоценных жизни —

Его друзья… Он должен их спасти!

Пусть он устал, — опасна друга рана!

Сначала долг. Другое все потом!

И вот глазам героя из тумана

Является родной аэродром!

11 августа 1943

БАЛЛАДА О ВОСКРЕСШЕМ САМОЛЕТЕ

Инженер-капитану Кашину

Упал в болото самолет,

А летчик все сидел в кабине.

Он ночь работал напролет,

У глаз его был венчик синий.

С опушки леса в полумгле

Взлетели с карканьем вороны…

То было на "ничьей" земле,

Вблизи от вражьей обороны.

Наш самолет, подняв крыло,

Лежал в болоте мертвой грудой

И немцы выместили зло

На птице — за былую удаль.

А летчик, переждав обстрел,

Открыл глаза, подняться силясь.

— Я цел? — себя спросил он. — Цел! —

И, зубы стиснув, за борт вылез.

Никто из вражьего леска

В болото не посмел спуститься.

Зачем? Мертва наверняка

Подбитая снарядом птица!

И самолет среди болот

Темнел развалиною серой.

Но поздно вечером пилот

Приполз обратно с инженером.

Да, видно, что входили в раж

Расчеты вражеских зениток!

Был весь расстрелян фюзеляж