Стихотворения. Поэмы. Драма - [25]

Сусалью заблистает без возни!

1944

* Юность! Ты не знаешь власти детских ручек, *

Юность! Ты не знаешь власти детских ручек,

Голоска, что весел, ломок и высок.

Ты не понимаешь, что, как звонкий ключик,

Сердце открывает этот голосок!

1944

ИНФАНТА

1

Шлейфы дам и перья франтов

Не трепещут в блеске бала.

Молчалив покой инфанты

В глубине Эскуриала.

Там замкнулась королева

С королем, своим супругом.

Дочь их тяжко заболела

Изнурительным недугом.

Зря епископ служит мессу,

Лекарь бьется, маг ворожит, —

Захворавшую принцессу

Исцелить никто не может!

Где он, взгляд живой и пылкий,

Полный негою любовной?

Еле-еле бьется жилка

На руке ее бескровной.

2

Королю поклон отвесив

И томясь придворным блеском,

Врач стоит перед принцессой

В пышной спальне королевской.

Тяготит его повязка

С желтым знаком иудея!..

На щеках инфанты краска

Выцветает, холодея.

Не встает она с постели,

Дышит слабо и неровно,

Жилка бьется еле-еле

На руке ее бескровной.

А вокруг — безлюдны залы,

Тишина в дворце просторном.

"У принцессы крови мало! —

Говорит еврей придворным. —

Злой недуг ее погубит,

Унесет или состарит.

Кто инфанту больше любит,

Тот ей кровь свою подарит!"

При словах его, как дети,

Царедворцы задрожали.

"Кровь моя, — король ответил, —

Это кровь моей державы!"

Королева, хмуря брови,

Отвечала: "Разве мало

Я дала инфанте крови

В день, когда ее рожала?"

Принц глядел в окно куда-то,

Теребя свои перчатки.

Он сказал, что кровь солдату

Лить прилично только в схватке.

Врач, блестя холодным взглядом,

Вынул скальпель и реторту:

"Сам я крови сколько надо

Дам инфанте полумертвой,

Чтоб поверили в науку,

Возвращающую силу!.."

Обнажил худую руку

И ножом надрезал жилу.

3

Кровь инфанты стала жаркой,

Хворь ее прошла бесследно.

С ней гуляет в старом парке

Португальский принц наследный.

1944

* Ночь поземкою частой *

Кайсыну Кулиеву

Ночь поземкою частой

Заметает поля.

Я пишу тебе. Здравствуй!

Офицер Шамиля.

Вьюга зимнюю сказку

Напевает в трубу.

Я прижал по-кавказски

Руку к сердцу и лбу.

Искры святочной ваты

Блещут в тьме голубой…

Верно, в дни Газавата

Мы встречались с тобой.

Тлела ярость былая,

Нас враждой разделя:

Я — солдат Николая,

Ты — мюрид Шамиля.

Но над нами есть выше,

Есть нетленнее свет:

Я не знаю, как пишут

По-балкарски "поэт".

Но не в песне ли сила,

Что открыла для нас:

Кабардинцу — Россию,

Славянину — Кавказ?

Эта сила — не знак ли,

Чтоб, скитаньем ведом,

Заходил ты, как в саклю,

В крепкий северный дом.

И, как Байрон, хромая,

Проходил к очагу…

Пусть дорога прямая

Тонет в рыхлом снегу, —

В очаге, не померкнув,

Пламя льнет к уголькам,

И, как колокол в церкви,

Звонок тонкий бокал.

К утру иней налипнет

На сосновых стенах…

Мы за лирику выпьем

И за дружбу, кунак!

10 февраля 1945 г.

ЗАДАЧА

Мальчик жаловался, горько плача:

"В пять вопросов трудная задача!

Мама, я решить ее не в силах,

У меня и пальцы все в чернилах,

И в тетради места больше нету,

И число не сходится с ответом!"

"Не печалься! — мама отвечала. —

Отдохни и всё начни сначала!"

Жизнь поступит с мальчиком иначе:

В тысячу вопросов даст задачу.

Пусть хоть кровью сердце обольется —

Всё равно решать ее придется.

Если скажет он, что силы нету, —

То ведь жизнь потребует ответа!

Времени она оставит мало,

Чтоб решать задачу ту сначала, —

И покуда мальчик в гроб не ляжет,

"Отдохни!" — никто ему не скажет.

1 марта 1945 г.

КАК МУЖИК ОБИДЕЛСЯ

Никанор первопутком ходил в извоз,

А к траве ворочался до дому.

Почитай, и немного ночей пришлось

Миловаться с женой за год ему!

Ну, да он был старательный мужичок:

Сходит в баньку, поест, побреется,

Заберется к хозяюшке под бочок —

И, глядишь, человек согреется.

А Матрена рожать здорова была!

То есть экая баба клятая:

Муж на пасху воротится — тяжела.

На крещенье придет — брюхатая!

Никанор, огорченья не утая,

Разговор с ней повел по-строгому:

"Ты, Матрена, крольчиха аль попадья?

Снова носишь? Побойся бога, мол!"

Тут уперла она кулаки в бока:

"Спрячь глаза, — говорит, — бесстыжие!

Аль в моих куличах не твоя мука?

Все ребята в тебя. Все — рыжие!"

Начала она зыбку качать ногой,

А мужик лишь глазами хлопает:

На коленях — малец, у груди — другой,

Да еще трое лазят по полу!

Он, конешно, кормил их своим трудом,

Но однако же не без жалобы:

"Положительно, граждане, детский дом:

На пять баб за глаза достало бы!"

Постарел Никанор. Раз — глаза протер,

Глядь-поглядь, а ребята взрослые.

Стал Никита шахтер, а Федот — монтер,

Все — большие, ширококостые!

Вот по горницам ходит старик, ворча:

"Без ребят обернулся где бы л?

Захвораю — так кличу сынка-врача,

Лук сажу — агронома требую!

Про сынов моих слава идет окрест,

Что ни дочка — голубка сизая!

А как сядут за стол на двенадцать мест,

Так куда тебе полк — дивизия!.."

Поседела Матренина голова:

Уходилась с такою оравою.

За труды порешила ее Москва

Наградить "Материнской славою".

Муж прослышал и с поля домой попер,

В тот же вечер с хозяйкой свиделся.

"Нынче я, — заявляет ей Никанор, —

На Верховный Совет обиделся.

Нету слов, — говорит, — хоть куда декрет:

Наградить тебя — дело нужное,

Да в декрете пустячной статейки нет:

Про мои про заслуги мужние!

Наше дело, конечно, оно пустяк,

Но меня забижают, вижу я:

Тут, вертись не вертись, а ведь как-никак —

Все ребята в меня. Все — рыжие!

Девять парней — что соколы, и опять —

Трое девок, и все красавицы!