Стихотворения, поэма, очерки, 1927 - [16]

Эх,

  ткнуть бы

      другую вилку в бифштекс —

вот в этот бифштекс

         размундиренный!

Во мне

   никакой кровожадности нет,

и я

  до расправ не лаком,

но пользы нет

      от их эполет

ни миру,

    ни нам,

       ни полякам!

Смотрю:

    на границе,

         на всякий случай,

пока

  от безделья томясь,

проволока

     лежит колючая

для наших штанов

        и мяс.

А мы, товарищ?

       Какого рожна

глазеем

   с прохладцей с этакой?

До самых зубов

       вооружена

у нас

     под боком

       соседка.

  

[1927]

Чугунные штаны >*

Саксонская площадь;

         с площади плоской,

парадами пропылённой,

встает

    металлический

           пан Понятовский —

маршал

    Наполеона^*.

Штанов нет.

     Жупан с плеч.

Конь

     с медным хвостом.

В правой руке

      у пана

         меч,

направленный на восток.

Восток — это мы.

        Восток — Украина,

деревни

    и хаты наши.

И вот

  обратить

      Украину

         в руины

грозятся

    меч и маршал.

Нам

  драться с вами —

         нету причин,

мы —

   братья польскому брату.

А будете лезть,

       обломаем мечи

почище,

    чем Бонапарту.

Не надо нам

     вашего

           ни волокна.

Пусть шлет вас

      народ,

         а не клика, —

и, сделайте милость,

         пожалуйте к нам,

как член

    Всесоюзного ЦИКа.

А если вы

     спец

       по военной беде,

под боком —

      врагов орава,

ваш меч

    оберните

        на Бельведер^*,

градусов на девяносто

         вправо.

Там маршал

     и лошадь

         с трубою хвоста

любого поляка

      на русского

за то,

  что русский

       первым восстал,

оттуда

   будут

     науськивать.

Но в Польше

     маршалов

            мало теперь.

Трудящихся —

      много больше,

и если

   ты

     за Польшу,

         тебе

придется

    с нами стоять теперь

вдвоем

   против панской Польши.

А памятники

      есть и у нас.

Это —

   дело везения.

И брюки дадим

       из чугуна-с;

заслужишь

     и стой…

        До видзения!

  

[1927]

Сплошная неделя >*

Бубнит

   вселенная

        в ухо нам,

тревогой напоена́:

идет война,

     будет война,

война,

   война,

      война!

На минское поле,

        как мухи на блюдце,

поляки,

    летчики,

        присели уже!

Говорят:

    «заблудились!»^* —

               небось не заблудятся,

не сядут

    в Париже

        на аэродром Бурже.

Едут

  англичане

       к финнам в гости,

пристань

    провожает,

         кишит твердолобыми.

Едут

  не в поезде

       с цилиндром да с тростью —

на броненосцах,

       с минами,

              с бомбами.

Румыния

    тоже

      не плохо бронирована.

Министрик

     три миллиарда

            ровно

спер

  себе

    и жене на наряды.

Если

  три

    миллиарда

         уворовано,

то сколько ж

     тратилось

         у них

            на снаряды?

Еще

  готовятся,

      пока —

         не лезут,

пока

  дипломатии

        улыбка

           тонка.

Но будет —

     двинут

        гром и железо,

танками

    на хаты

       и по станкам…

Круг сжимается

       у́же и у́же.

Ближе,

   ближе

      в шпорах нога.

Товарищ,

    готовься

        во всеоружии

встретить

     лезущего врага:

в противогаз —

       проворный

            и быстрый,

саблю выостри

       и почисть наган.

Уже

  эполеты

      и шпоры надели

генералы

     да бароны.

Жизнь,

   от сегодня

        будь «неделя» —

сплошная

     «Неделя обороны».

  

[1927]

Посмотрим сами, покажем им >*

Рабочий Москвы,

        ты видишь

            везде:

в котлах —

     асфальтное варево,

стропилы,

     стук

       и дым весь день,

и цены

   сползают товаровы.

Союз расцветет

       у полей в оправе,

с годами

    разделаем в рай его.

Мы землю

     завоевали

         и правим,

чистя ее

    и отстраивая.

Буржуи

    тоже,

      в кулак не свистя,

чихают

   на наши ды́мы.

Знают,

   что несколько лет спустя —

мы —

   будем непобедимы.

Открыта

    шпане

       буржуев казна,

хотят,

      чтоб заводчик пас нас.

Со всех сторон,

       гулка и грозна,

идет

  на Советы

       опасность.

Сегодня

    советской силы показ:

в ответ

   на гнев чемберленский

в секунду

    наденем

        противогаз,

штыки рассияем в блеске.

Не думай,

    чтоб займами

         нас одарили.

Храни

   республику

        на свои гроши.

В ответ Чемберленам^*

         взлетай, эскадрилья,

винтами

     вражье небо кроши!

Страна у нас

      мягка и добра,

но землю Советов —

         не трогайте:

тому,

     кто свободу придет отобрать,

сумеем

   остричь

       когти.

  

[1927]

Иван Иванович Гонорарчиков >*

(Заграничные газеты печатают безыменный протест русских писателей.)

Писатель

    Иван Иваныч Гонорарчиков

правительство

      советское

           обвиняет в том,

что живет-де писатель

            запечатанным ларчиком

и владеет

    замо̀к

       обцензуренным ртом.

Еле

  преодолевая

        пивную одурь,

напевает,

    склонясь

        головой соло́вой:

— О дайте,

     дайте мне свободу^*

сло̀ва. —

Я тоже

   сделан

      из писательского теста.

Действительно,

      чего этой цензуре надо?

Присоединяю

      голос

         к писательскому протесту:

ознакомимся

     с писательским

            ларчиком-кладом!

Подойдем

     к такому

        демократично и ласково.

С чего начать?

Отодвинем

     товарища

         Лебедева-Полянского^*

и сорвем

    с писательского рта

            печать.

Руки вымоем

и вынем

    содержимое.

В начале

    ротика —

пара

  советских анекдотиков.

Здесь же

      сразу,

от слюней мокра́,

гордая фраза:

— Я —

   демократ! —

За ней —