Стихотворения - [7]

и обретет размеры и трехмерность,

и будет приближаться — ближе, ближе…

Все. Ближе некуда. А он идет, идет,

уже безмерный

* * *

Растущий к свету дорастет до тьмы.

Тянущий я дотянется до мы

и скажет: мы ебали эту тьму.

И я его тогда в мужья возьму.

* * *

Не могу на тебя смотреть, когда ты ешь.

Не могу на тебя смотреть, когда ты молишься,

Не могу, когда вынимаешь ногу из брюк.

Не могу, когда целуешь меня и берешь.

Не могу на тебя смотреть, когда ты спишь.

Не могу на тебя смотреть, когда тебя нет.

Не могу дождаться, когда же ты снова придешь

и, помолившись, сядешь за стол есть.

* * *

И тараканов малых сих,

и, взявши выше, комаров,

и, взявши всюду и везде,

смешливых мух, мокриц в ночном

сортире, пауков и моль —

пойми их и прости. Они

целенаправлены и цельны,

и нашей жизни параллельны,

и людям преданны душой

и легким телом.

* * *

Красным, ХВ — два шрама

на смуглых щеках яйца.

Как утешать маму?

В чем упрекнуть отца?

Но закричать: вскую!

Но прошептать: не рыдай…

Но скорлупу пустую

втаскивать в рай.

* * *

Цинизму — снизу, смеху — сверху,

а ближним — в профиль и анфас.

Любите рабу божью Верку,

как Верка вас.

А в храме — только фас и профиль,

и, басом, дел любовных профи:

славой и честью, судия,

венчай я!

Я по-славянски — их.

Возлюбим ближних своих.

* * *

Белый идет всем.

Черный — только красивым.

Нет не больных тем,

если живешь курсивом.

Счастье всегда сэконд хэнд.

И не новей мытарства.

Будет и нам хэппи энд.

Или небесное царство.

* * *

Владыко дней моих!

Дух праздности без уныния,

уныния без празднословия,

празднословия без любоначалия

даруй ми.

Дух же целомудрия без смиренномудрия,

смиренномудрия без терпения,

терпения без любви

не даждь ми.

И — зрети.

И — не осуждати.

* * *

Нежным по нежному писаны лучшие строки:

кончиком языка моего — по твоему небу,

по груди твоей, почерком бисерным, по животу…

Нет же, любимый мой, я написала о тихом!

Можно, губами сотру

твой восклицательный знак?

* * *

Dies irae. День стыда.

Будет стыд ужасней гнева.

Будут справа, будут слева

дней испуганных стада.

Dies irae. День стыда.

Стыдно. Господи, как стыдно!

Справа, слева — сколько видно —

огненные города.

Dies irae. День огня.

День стыда — огня без дыма.

Он взойдет неугасимо

и дотла простит меня.

* * *

Выстроивший храм

станет ли строить дом?

Станет. И горе нам,

что не мы в нем живем.

Выстругавший алтарь

станет стругать кровать?

Станет. И горе нам.

* * *

Да, только тело.

Но так подробно,

так дробно,

так упорно,

бесспорно,

в упор,

каждую пору

под микроскопом…

И вижу,

как в клетке,

как в клетке,

диким зверем —

душа моя

из угла в угол…

* * *

Аристократия растительного царства —

ресницы. Их паденье величаво,

их похороны церемониальны,

чреваты исполнением желаний

и вызывают теплоту в ладонях

и зависть у подмышечного плебса.

* * *

О весна, по выраженью

Блока: дети, блики, птицы.

Нежный запах разложенья

по проталинам струится.

И завоешь ночью звездной.

И слезой присолишь рану.

Полюбить как будто поздно.

Разлюбить как будто рано.

Мирозданье не гуманно.

Блуден сын и блудна дочка.

В черном списке Дон-Гуана

для меня найдется ль строчка?

* * *

Жизнь меня ловила на живца

и ловила. Так вкусна наживка,

что готова повторять ошибку

до крючка, до точки.

Без конца

* * *

Читаешь вслух — в отверстый, немигающий,

ногою дирижирующий слух,

в два слуха — в слухи слушательниц двух —

Жуковского. И поэтичность та еще —

пиршество слуху. Мыслящий лопух,

свои листы подветренно листающий,

с чего ты взял, что твой зеленый дух —

тот белый голубь, в синеве летающий?

* * *

Вот что: человек — струна,

ангел — флажолет.

Вот что: копия верна,

а подлинник — нет.

Путь недолог, но далек.

Может, доползешь.

Правда — ложь, да в ней намек

на другую ложь.

* * *

Кто пытает следопыта следом?

Кто идет за следопытом следом?

Кто смеется следопыту вслед,

заметая следопытов след?

* * *

Уставясь на твою бабочку, на твой цветок,

как проситель — на орден, на пуговицу, на сапог,

боясь посмотреть начальнику прямо в зрачки…

Просителю — чинов, денег, дачу у реки,

мне же, Господи, грех просить — у меня

цветок, бабочка, самая середина дня…

* * *

Вся наша жизнь — игра в почтовый ящик,

в котором ищешь-ищешь — и обрящешь

сухой листок и телефонный счет…

И долго слушаешь, как сердцем кровь идет.

* * *

— Наложница лажи, заложница лжи

и схимница схемы,

скажи мне, скажи мне, скажи мне, скажи,

куда мы и где мы?

— Игра, в день рожденья: подвешены в ряд

лисички и зайцы,

и кто-то, с завязанными, наугад…

Мы рядом висим, мой возлюбленный брат.

= Срезайте.

* * *

но мы достанем билеты

но будут места плохими

но фильм будет ужасным

но мы до конца досмотрим

но вместо КОНЕЦ ФИЛЬМА

прочтем КОНЕЦ СВЕТА

но в зале зажжется свет

* * *

Какие лицо и тело иметь бы хотела?

Ники Самофракийской лицо и тело.

Как бы я мимо всяких венер летела,

как бы мне до аполлонов не было дела,

как бы мое плечо на ветру холодело,

как безвозвратно бы я покидала пределы

зала слепков.

* * *

Жевать и чихать бесшумно,

зевать, рта не раскрывая,

не кусать губы и пальцы

и вообще не пукать —

да что я, не человек, что ли?

* * *

я обещала богу

я обещала маме

я себе обещала

мало

мало

мало силы у бога

мало силы у мамы

у меня нету сил —

посторонитесь

иду предавать

* * *

Не ходить по пятам за собою

не кричать чтоб себя не слышать

не кидаться плашмя на землю

чтоб потрахаться с собственной тенью