Стихотворения - [46]

на американский гимн.

* * *

Любишь книги и женщин,

и книги больше, чем женщин.

А я — женщина-книга,

и женщина больше, чем книга.

Повсюду твои закладки,

твои на полях пометки.

Раскрой меня посередке,

перечти любимое место.

* * *

Счастье — сытость души.

Любованием сыт,

тсс, стишок, не дыши —

мой единственный спит.

* * *

Последователи? Потомки?

Заградотряд:

в упор расстреляют,

когда поверну назад.

* * *

а этот стишок

записывать не буду

оставлю себе

Новый Журнал, 2006 N243

* * *

Жилплощадь — площадь жил,

покровов, мышц, костей.

Гостиниц старожил

уже не ждет гостей.

Куда он не спешит?

Откуда он идет?

Скитальцу всюду скит.

Бродяге всюду брод.

* * *

Роман журавля и синицы —

предмет обсужденья ворон.

Нью-Йорк никогда не снится,

поскольку он сам — сон,

приснившийся Семирамиде.

Синица, душа моя,

что можно во сне увидеть

в объятиях журавля? —

Море.

* * *

Поэт и чернь? Поэт и Черни,

“Искусство беглости”. Куда

бежать от любопытной черни,

от неизбежного стыда,

что недоучены этюды,

что парок бабьи пересуды

переорут высокий суд,

суть приговора переврут?

Я лягу в Новом Ветрограде

на дно небес, на берег вод,

и белый голубя помет

пометит две строки в тетради:

какая скука, Боже мой,

писать онегинской строфой!

Москва — Нью-Йорк

Однофамилица Новый Мир, 2010 N9

* * *

Тоска по родине? По родненьким,

по рыбакам и огородникам,

юродивым и греховодникам,

отличникам и второгодникам,

по неугодным и угодникам,

по замордованным и модникам…

По родине? — Тоска по родненьким,

голодной памяти колодникам.

* * *

* * *

Мешаешь читать — не тикай,

история! Ни кровинки

в лице, освещённом книгой,

как факелом керосинки.

Далёкая канонада,

подробные письма с фронта,

которые на день — на два

обогнала похоронка.

* * *

Молитвами истеки.

Поэта похорони.

Остались одни стихи.

Стихи остались одни.

Сидят по лавкам, галдят.

Девятый день напролёт

ватага бойких цитат

тычется в мёртвый живот.

* * *

Откашляюсь, спою вторым сопрано

страдальцу Со святыми упокой.

Скажи: незаживающая рана

когда-нибудь затянется землёй?

Не плакать бы, подумать бы, понять бы,

куда ведёт подземный крестный ход?

Не зажило ни до, ни после свадьбы.

Скажи: до воскресенья заживёт?

* * *

Пир горой небесным лакрофагам —

три жены оплачут твой уход.

Замужем за смертью третьим браком,

знаю: смерть развод не признаёт.

Миша умер, Миша умер, Миша

умер. Златоуст, жарптицелов,

я была тебе одной из бывших

жён. Но не бывает бывших вдов.

* * *

В четверть силы, вполнакала —

еле-еле душа в теле.

Уронила, потеряла,

не заметила потери,

не оплакала утраты

(вполнакала, в четверть силы),

не вскричала: стой, куда ты?

Без гостинца отпустила.

* * *

Откупаться от мёртвых слезами,

поцелуями — от живых,

по субботам заглядывать к маме,

наедаться за семерых.

Подожди — горячо. Не горчит ли?

Это папа солил грибы.

Откупаться от Бога молитвой.

И стишатами — от судьбы.

* * *

Мужская линия: никотин

и водка. Сдаётся мне —

из папиных предков ни один

не умер в трезвом уме.

А я ни капли в рот не беру

и, чокаясь молоком,

знаю, что в трезвом уме умру,

но, может быть, не в своём.

* * *

Кому мы нужны, ненаписанной книги герои,

кому мы нужны, прихлебатели и дармоеды,

матросы страны, не имеющей выхода к морю,

пилоты страны, не имеющей выхода к небу?

Но нам иногда кое-кто доверяет потомков.

О, как мы умеем беречь невесомое тельце!

Кому мы нужны, ненадёжных, запутанных, ломких

воздушных путей и подземных распутий путейцы?

* * *

продаётся родина

пианино

чёрное потёртое

две педали

только что настроено

строй не держит

сто рублей измайлово

самовывоз

* * *

Граждане Соединённых Штатов,

знаете, как мы живём в России? —

словно в ожиданье результатов

биопсии.

Станет ли диагнозом угроза?

Верить ли растерянной гадалке,

просыпающейся от наркоза

на каталке?

* * *

Маленькое затишье,

и снова воет в трубе

страх, в котором боишься

признаться даже себе.

Ветер, ветер в ответе

за то, что страшно хрупкби

очень крупные дети,

крошечные старики.

* * *

На родину! На свет, на запах,

на звук застольных песен дружных,

с пригоршнею ключей от замков

песочных, снежных и воздушных, —

хлебнуть молчанья проливного,

разжиться гречневою речью

в беличьих домиках Кускова,

в скворечниках Замоскворечья.

* * *

Лицом к лицу лица не… Дальнозоркость.

Надень очки для чтенья — и увидишь:

пушистые ресницы поредели,

у глаз проклёвываются морщины,

горчит улыбка, губы стали мягче,

понятливей, послушней, благодарней…

Спокойной ночи! Ничего не бойся!

Целебней не бывает поцелуев,

чем эти, — перед сном, в очках для чтенья.

* * *

Весело, нежно, пылко

пускаю себя в распыл.

Сердце моё — копилка,

которую ты разбил.

Надолго ли нам хватит

рассыпавшихся монет,

пёстрых коротких платьев,

ласк, снов, рифм, слёз, книг, зим, лет?

* * *

Ты нежный, я очень нежная.

Мне так хорошо с тобою,

что кажется: жги меня, режь меня —

я не почувствую боли.

Так ласковы эти свидания,

так лакомы любельки эти,

что кажется: убивай меня —

я не почувствую смерти.

* * *

засыхала на корню

мандрагорой

лопотала инженю

тонкогорлой

про гражданскую войну

пела второй

целовала простыню

на которой

* * *

Дочки-матери на деньги,

на кому-помыть-посуду,

на простудишься-надень-ка,

будешь-ужинать-не-буду.

Почему-пиджак-прокурен?

Что-сказал-эндокринолог?

Мой язык литературен,

твой — проколот.

* * *

тихо колышется

колыбель

в розе закрывшейся

дремлет шмель

спит аки пьяница