Стихотворения - [38]

и звать его, и по списку

ему диктовать имена,

как будто он сам не помнит,

кого он и как назвал.

Псевдоним

Уже при знакомстве

люди распадаются

на две категории.

Одни ухмыляются:

Четвертый сон

Веры Павловой!

Другие спрашивают:

Вера Павлова —

это псевдоним?

Первый сон

Наводнение.

Дневники подмочены.

Сама боюсь посмотреть,

прошу Мишу.

Он разлепляет листок за листком.

На каждом — алфавит прописными,

как на последней странице Букваря.

Олег Ермаков, 1 "В"

Там плачет

потерянный ребенок —

мое детство.

Там плачет

растерянная дева —

моя юность.

Там плачет

истерзанная дура —

моя молодость.

Они плачут,

они думают,

что я их забыла.

Они не знают,

что меня просто-напросто

к ним не пускают,

что я без них,

что вместе с ними

я плачу

тут, в будущем.

Матвеич

Родина прадеда, деда, отца…

У реки, опустясь на колени,

живую воду пила с лица,

целовала свое отраженье.

Целую руку твою, река

в верховьях — Чагода, здесь — Чагодоща!..

Чиста, холодна, мускулиста рука.

Отец зовет меня: Верба, доча,

хочешь ухи? — И одну на двоих

ложку наскоро нам стругает,

и за то, что забыла их —

ложки — ласково так ругает…

Дима Корнилов,

мальчик, живущий в палатке

на другом берегу

Москва-реки

— Зачем тебе этот купальник?

У тебя же ничего нет!

Бабушка. Мама. Тетя.

Каждая по три раза —

достаточно, чтобы усвоить:

все — это грудь. Это груди.

И много пришлось сносить

лифчиков, чтобы открылось:

тогда у меня все было.

Только тогда. А теперь —

грудь со звездчатым шрамом

да страх за любимых. И только.

Миша Камовников или Олег Панфиленко?

Диспансеризация.

Девочкам раздеться до трусов.

Чтобы не стесняться, я

косу распустила по плечам.

Кожею гусиною

гадкие утята изошли.

С талией осиною

вдруг ко мне подходит медсестра.

Ежусь настороженно.

А она, погладив по щеке:

— Ты моя хорошая! —

с нежною улыбкой говорит.

— Хорошая девочка! —

волосы поправив на плече,

— хорошая девочка! —

ноготком коснувшись живота.

Препаршивая пора!

Переходный возраст перейти

помогла мне медсестра,

стройная, как фея из кино.

Камоша

В школьной раздевалке красная девица

потеряла сменку — хрустальный лапоть.

Память, твоя художественная самодеятельность

заставляет меня краснеть и плакать.

Память, ну что это за любительщина,

дилетантщина сентиментальная!

Из каких чемоданов вытащено

это грязное платье бальное

с мишурой новогодней, пришитою

наживую, а вышло — намертво?..

Похоже, память, не пережить того,

что в твоих чемоданах заперто…

Орфей

Куда ты, память, куда ты

прячешь любимых когда-то?

Куда ты, агнец-голубчик,

одетый в двойной тулупчик, —

через какую таможню?

Добрая память, можно

мне, подпоров подкладку,

право купить на оглядку?

Второй сон

Магазин.

Покупаю автомобиль и коньки.

Расплачиваюсь купюрами,

с одной стороны — обычными,

а на обороте, на белом —

мои стихи от руки.

Их принимают без тени сомнения.

Но кто поведет машину домой?

Появляется Матвеич.

Но он не умеет водить.

Мама.

Но она не умеет.

Я тоже не умею, но сажусь за руль:

доеду как-нибудь.

Еду, как на санках.

Благо, все время под горку.

Вадик

Что же я знала о любви,

когда любви еще не знала?

Что в сердце — да, но не в крови

(а кровь, тактичная, молчала),

что в сердце — не под животом

(подружки — скромные девчонки),

что вот он входит, а потом…

Но удален (обрезки пленки)

даже исходный поцелуй.

Он только входит — каждый вечер.

Как сладко быть ему сестрой

и засыпать ему навстречу!..

Поль

Первая строчка

падает с неба,

как птенец из гнезда.

Первая точка —

катышек хлеба,

кап — на ладонь — вода —

пей. Я буду

тебя выхаживать —

топ — спотыкаюсь — топ,

буду всюду

тебя оглаживать,

буду вылизывать, чтоб

по законам

аэродинамики

мой развивался певец,

чтоб с балкона

докучливой маменьки

он улетел

наконец.

Марат

Марат. Народник. Beatles на баяне.

Я теоретик. Я ему не пара.

Как говорится, слишком много знаю

о малом вводном с уменьшенной квинтой,

о вертикальном контрапункте Баха,

о Шенберге, о Веберне, о Берге.

Но ничего не знаю о Марате.

И о себе не знаю — а пора бы, —

шестнадцать лет. И вот мы на турбазе,

и вот мы в темной комнате с Маратом

одни. О Шенберг, Шенберг, что мне делать? —

Он расстегнул мне ворот олимпийки,

за плечи обнял, трогает ключицы,

но почему-то на меня не смотрит —

что делать, что? И Шенберг надоумил.

И я сказала: Тут немного дует.

Пойду, — сказала, — форточку закрою. —

И — опрометью — вон, к себе, вся — сердце.

И — Yesterday за стенкой на баяне.

Андрей

Мы с Андреем катались на лодке.

Мы с Андреем приплыли на остров.

Мы с Андреем лежали на травке.

Мы с Андреем смотрели на небо.

Вдруг — лицо его вместо неба,

вместо солнца — красные губы.

Он завис надо мной, как ястреб,

чтобы камнем упасть на жертву.

И упал бы, да я увернулась.

И скользнул вдоль румянца вприпрыжку

плоским камушком по-над водою

первый мой поцелуй. Самый первый.

Третий сон

Я снимаюсь в фантастическом боевике,

мою героиню зовут Клеопатра,

моего режиссера как-то односложно — Фосс?

Он сам гримирует меня перед съемкой,

красит помадой, но не только губы,

а и рот внутри, десны, небо,

одновременно целуя.

И я чувствую во рту

и помаду,

и его язык.

Илья

Ласково ластясь,

по счастью верный товарищ,

ластиком — ластик,

меня с простыни стираешь,

тоже стираясь,

крошась, истончаясь с краю.

Выгнала. Маюсь.

Тебя с простыни стираю.

Валера

Исполнил меня, как музыку,

и, голый, пошлепал в ванную.

Смотрю — из его кармана