Стихотворения, не вошедшие в прижизненные сборники - [8]

Шрифт
Интервал

Окрестится "Святой Царьград".

1915

628

Ангелы удивленные,

Ризами убеленные,

Слетайтесь по-старому,

По-старому, по-бывалому

На вечный вертеп!

Божьи пташечки,

Райские рубашечки,

Над пещерой малою,

Ризою алою

Свивайте свой круг!

Пастухи беспечные,

Провидцы вечные,

Ночными закатами

Пробудясь с ягнятами,

Услышьте про мир.

Мудрецы восточные,

Дороги урочные

Приведут вас с ладаном

К Тому, Кто отрада нам,

Охрана и Спас.

И в годы кромешные

Мы, бедные грешные,

Виденьями грозными,

Сомненьями слезными

Смущаем свой дух.

Пути укажите нам,

Про мир расскажите нам,

Чтоб вновь не угрозою,

Но райскою розою

Зажглись небеса!

О люди, "Слава в вышних Богу"

Звучит вначале, как всегда,

Потом и мирную дорогу

Найдете сами без труда.

Исполнитесь благоволенья,

Тогда поймете наставленье

Рождественских святых небес.

Сердца откройте, люди, люди,

Впустите весть о древнем чуде,

Чудеснейшем из всех чудес!

629. РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Словно сто лет прошло, а словно неделя!

Какое неделя... двадцать четыре часа!

Сам Сатурн удивился: никогда доселе

Не вертелась такой вертушкой его коса.

Вчера еще народ стоял темной кучей,

Изредка шарахаясь и смутно крича,

А Аничков дворец красной и пустынной тучей

Слал залп за залпом с продажного плеча.

Вести (такие обычные вести!)

Змеями ползли: "Там пятьдесят, там двести

Убитых..." Двинулись казаки.

"Они отказались... стрелять не будут!.."

Шипят с поднятыми воротниками шпики.

Сегодня... сегодня солнце, встав,

Увидело в казармах отворенными все ворота.

Ни караульных, ни городовых, ни застав,

Словно никогда и не было охранника, ни пулемета.

Играет музыка. Около Кирочной бой,

Но как-то исчезла последняя тень испуга.

Войска за свободу! Боже, о Боже мой!

Все готовы обнимать друг друга.

Вспомните это утро после черного вчера,

Это солнце и блестящую медь,

Вспомните, что не снилось вам в далекие вечера,

Но что заставляло ваше сердце гореть!

Вести все радостней, как стая голубей...

"Взята Крепость... Адмиралтейство пало!"

Небо все яснее, все голубей,

Как будто Пасха в посту настала.

Только к вечеру чердачные совы

Начинают перекличку выстрелов,

С тупым безумием до конца готовы

Свою наемную жизнь выстрадать.

Мчатся грузовые автомобили,

Мальчики везут министров в Думу,

И к быстрому шуму

"Ура" льнет, как столб пыли.

Смех? Но к чему же постные лица,

Мы не только хороним, мы строим новый дом.

Как всем в нем разместиться,

Подумаем мы потом.

Помните это начало советских депеш,

Головокружительное: "Всем, всем, всем!"

Словно голодному говорят: "Ешь!",

А он, улыбаясь, отвечает: "Ем".

По словам прошел крепкий наждак

(Обновители языка, нате-ка!),

И слово "гражданин" звучит так,

Словно его впервые выдумала грамматика.

Русская революция - юношеская, целомудренная,

благая

Не повторяет, только брата видит в французе,

И проходит по тротуарам, простая,

Словно ангел в рабочей блузе.

630. ВОЛЫНСКИЙ ПОЛК

Отчего травяная, древесная

Весна не летит на землю?

Отчего на зовы небесные

Земля не вздыхает: "Внемлю"?

Отчего из золотых шкатулок

Не пускают мартовских пичуг?

Засмотрелся Господь на Виленский переулок,

Заслушался Волынских труб.

Ведь они ничего ни знали,

Радуясь круглыми горлами:

Расстреляют ли их в самом начале

Или другие пойдут за ними святыми ордами.

Не знали, что ручьи-мятежники

Уже бегут бурливо и хлестко

И алые, алые подснежники

Расцветают на всех перекрестках.

Любуйтесь, хотите ли, не хотите ли!

Принимайте, ждали или не ждали!

Ничего, что небесные распорядители

С календарной весной опоздали.

631

Не знаю: душа ли, тело ли

Вселилось сквозь радостные лица

Людей, которые сделали

То, что могло только сниться.

Другое ли окно прорубили, двери ли

Распахнули в неожидаемую свободу

Но стоят в изумлении, кто верили и не верили

Пробудившемуся народу.

Твердою и легкою походкою

Проходят освободители,

Словно в озеро ходкою лодкою

Вышли из затонной обители.

Не удивляйтесь, что скромно сияние

В глазах таких родных и ежедневных,

Ведь почти стыдливое в своем величии

благодеяние

Всегда детски просто и детски безгневно.

Словно великая река, что, не злясь,

не опрометчиво

Подымается до крутого склона,

А ласково, свободно и доверчиво

Колышет полноводное лоно.

632

Слоями розовыми облака опадали.

Вечер стих, но птицы еще не пели.

Золотой купол был апостольски полон,

и не проснувшееся с горы было видно море.

Зеленоватые сырые дали

ждали

загорной свирели,

и непроросшие еще гребни волн

к утру не вызывал звук.

Вдруг

легкий и теплый, словно дыханье, голос

(из долины, с неба?) пропел:

- Милый путник, слушай.

К премудрости открой уши.

Закрыты запада двери:

я, ты и Бог - трое.

Четвертого нет.

Безгласны спящие звери.

Но Божий сияет свет.

Посвященным - откровенье.

Просто стой.

Кругами небесных тел

восхожденье

к полноте неоскудно простой.

Слушай мой голос,

говорю я, Радужных Врат дева,

Праматерь мира, первозданная Ева.

Я колышу налитый мною колос,

я алею в спелой малине

и золотею в опереньи фазана,

трепещу на магнитной игле,

плачу в сосновой смоле,

в молоке разломанного стебля,

с птицей летаю,

с рыбой ныряю,

с ветром рыдаю,

мерцаю звездой.

Через меня в пустоте возникает эхо


Еще от автора Михаил Алексеевич Кузмин
Крылья

Повесть "Крылья" стала для поэта, прозаика и переводчика Михаила Кузмина дебютом, сразу же обрела скандальную известность и до сих пор является едва ли не единственным классическим текстом русской литературы на тему гомосексуальной любви."Крылья" — "чудесные", по мнению поэта Александра Блока, некоторые сочли "отвратительной", "тошнотворной" и "патологической порнографией". За последнее десятилетие "Крылья" издаются всего лишь в третий раз. Первые издания разошлись мгновенно.


Нездешние вечера

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дневник 1905-1907

Дневник Михаила Алексеевича Кузмина принадлежит к числу тех явлений в истории русской культуры, о которых долгое время складывались легенды и о которых даже сейчас мы знаем далеко не всё. Многие современники автора слышали чтение разных фрагментов и восхищались услышанным (но бывало, что и негодовали). После того как дневник был куплен Гослитмузеем, на долгие годы он оказался практически выведен из обращения, хотя формально никогда не находился в архивном «спецхране», и немногие допущенные к чтению исследователи почти никогда не могли представить себе текст во всей его целостности.Первая полная публикация сохранившегося в РГАЛИ текста позволяет не только проникнуть в смысловую структуру произведений писателя, выявить круг его художественных и частных интересов, но и в известной степени дополняет наши представления об облике эпохи.


Подвиги Великого Александра

Жизнь и судьба одного из замечательнейших полководцев и государственных деятелей древности служила сюжетом многих повествований. На славянской почве существовала «Александрия» – переведенный в XIII в. с греческого роман о жизни и подвигах Александра. Биографическая канва дополняется многочисленными легендарными и фантастическими деталями, начиная от самого рождения Александра. Большое место, например, занимает описание неведомых земель, открываемых Александром, с их фантастическими обитателями. Отзвуки этих легенд находим и в повествовании Кузмина.


Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро

Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872-1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая». Вместе с тем само по себе яркое, солнечное, жизнеутверждающее творчество М. Кузмина, как и вся литература начала века, не свободно от болезненных черт времени: эстетизма, маньеризма, стилизаторства.«Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» – первая книга из замышляемой Кузминым (но не осуществленной) серии занимательных жизнеописаний «Новый Плутарх».


Письмо в Пекин

Критическая проза М. Кузмина еще нуждается во внимательном рассмотрении и комментировании, включающем соотнесенность с контекстом всего творчества Кузмина и контекстом литературной жизни 1910 – 1920-х гг. В статьях еще более отчетливо, чем в поэзии, отразилось решительное намерение Кузмина стоять в стороне от литературных споров, не отдавая никакой дани групповым пристрастиям. Выдаваемый им за своего рода направление «эмоционализм» сам по себе является вызовом как по отношению к «большому стилю» символистов, так и к «формальному подходу».