Стихотворения - [30]

Он пил из луж, кормился у пивной

И брел плясать под скрипку в Сиракузы.

По разным странам… он в печах горел,

Но был сожжен зимой, воскрес весною —

Прекрасна жизнь! А музыка — предел

Прекрасного! И мой сурок со мною…

Какие слезы он глотал порой,

Какую видел ненависть и нежность!

И мой сурок со мною, он со мной —

Любви случайность, грусти неизбежность.

Какой-то звук щемящий — между строк…

Откуда был он вызван тишиною?

Бессмертна жизнь! А музыка — порог

Бессмертия! И мой сурок со мною…

1979

Источник: Прислал читатель

«Весьма подающий надежды…»

Весьма подающий надежды

Поэт восемнадцати лет

Спросил меня в клубе однажды:

— Вы пьете коньяк или нет?

А я головой покачала,

Прицыкнув на юность свою.

А я ему так отвечала:

— Нет, я не курю и не пью.

Как будто дитя из-за парты,

Он робко спросил у меня:

— Вы любите резаться в карты

Запоем три ночи, три дня?

А я головой покачала,

Прицыкнув на юность свою.

А я ему так отвечала:

— Нет, я козырями не бью.

Глаза округлив голубые,

Он страсти искал роковые —

Годилась и та, и другая,

Отсутствием полным пугая!

(Ведь носятся наглые слухи,

Что в поэтическом духе —

Лелеять порочные страсти

Со светлой моралью в контрасте!

Нахальные слухи гуляют —

И многих весьма окрыляют! —

Что будто бы метит пророков

Крепчание тайных пороков!)

А я ему так отвечала:

— Чиста и греха не таю.

И, глядя на город всегдашний,

Спросил он (подумав, соврет!):

— Вон башня, а кто в этой башне,

Высокой и тесной, живет?

А я головой покачала,

Прицыкнув на юность свою.

А я под конец, как сначала,

Всю правду ему говорю:

— В той башне, высокой и тесной,

Царица Тамара жила,

Прекрасна, как ангел небесный,

Как демон, коварна и зла!

Бедняга, услышав такое,

Вконец оскорбился душой.

Его самолюбье мужское

Украсилось раной большой:

Ведь кончил он школу с отличьем,

Чтоб в собственных высях парить,

И страшным считал неприличьем

Цитатами вслух говорить!

1977

Источник: Прислал читатель

ЯНВАРЬ

У нас такая синева

В окне — от близости реки,

Что хочется скосить зрачки,

Как на иконе, как при чуде.

У нас такие покрова

Снегов — почти материки,

Что день задень — в ушах звонки,

И всюду голубые люди,

И я да ты — ученики

У чародея. Холодея,

Стоим в просторах мастерской

У стенки с аспидной доской.

Зрачками — вглубь. В гортани — сушь.

Вкачу, вчитаю по слогам

В гордыню, в собственную глушь

Ежеминутной жизни гам,

Битком набитый балаган

Без тряпки жалкой на окне.

И все, что прежде было вне,

Теперь судьбу слагает нам,

Родным составом входит в кровь,

Приставкой к личным именам.

Сообщники! У нас-любовь

Ко всем грядущим временам,

Ко всем — до гибельного рва,

До рваной раны, до строки

Оборванной, где прет трава

Поверх груди, поверх руки!

У нас такая синева

В окне от близости реки.

1967

Источник: Прислал читатель

«Летает снег. Летают санки…»

Летает снег. Летают санки.

Душа летает-крылья врозь.

Почтамты белые, как замки, —

Хранилища приветов, просьб

Внизу утоптано, как в ступке,

Но выше-вольностью дыша,

На бескорыстные уступки

Летит счастливая душа.

А я отдельно еду в город,

Ныряю в чистое метро.

И слава богу, тот, который

Истратил на меня ребро,

Со мною нежен и считает,

Что раз душа моя летает,

То это к лучшему! Она

Вернется вечером одна.

И, обеленная погодой,

Засветит лампу за столом,

Склонясь над собственной свободой

Со светлым сердцем и челом.

И Та, кто будет в свете окон

Стихотворенье диктовать,

Свое пронзительное око

В деревьях вздумает скрывать.

Источник: Прислал читатель

ТРАМВАЙ

Все младенцы пахнут молоком,

Все мужчины пахнут табаком,

Мчится транспорт-он набит битком

Красный, он мне кажется битком —

Красным, пламенеющим, сырым.

На конфетах нарисован Крым,

На обертке мягкого сырка —

Тень коровы: он — из молока.

А на книге — профиль Спартака

И за ним бегущие рабы.

Выхожу на Площади Борьбы.

1956

Источник: Прислал читатель

ИГРА НА ЦИТРЕ

Ребенок играет на цитре

И нам Гесиода поет.

Как длинно, как скушно, как дивно

Писал этот грек Гесиод!..

Как длинно, как дивно, как скушно,

Тебя не читают, чудак!

Но мальчику только и нужно —

Так дивно, так длинно! Итак,

Лучистый! Играй Гесиода

На цитре, на струнной доске,

Божественный блеск и свобода —

В его дидактичной строке.

В напеве его монотонном

Нам слышится скука в пургу.

Но Рея, поятая Кроном,

Рожает, как я не могу!

Но страсти бушуют какие!

Какие там счеты свели!

Так честно ни я, ни другие

Воспеть бы тот мир нс смогли!

Мой мальчик, мой воск, моя глина,

Теперь не напишут вовек

Так дивно, так скушно, так длинно,

Как сей дидактический грек.

И ты не мечтай простодушно

О том, что когда-нибудь, впредь,

Так дивно, так длинно, так скушно

Ты сможешь свой опыт воспеть.

И даже пытаться наивно

Так скушно, так дивно писать,

Так длинно, так скушно, так дивно.

Тут можно лишь локти кусать!

1978

Источник: Прислал читатель

ПРОМЕТЕЙ

Орел на крыше мира, словно кошка,

Взъерошен ветром, дующим с Кавказа.

Титан казнимый смотрит в оба глаза

На Зевса зверского. Так выглядит обложка

Бессонницы. И соки пересказа

Клубит луны серебряная ложка.

У Зевса от страстей отвисли груди,

Напряжена свирепая брюшина, —

Туда, где любят скапливаться люди,

Он извергает громы, как машина.

Титан за печень держится. Вершина

Кавказа ходит с ним по амплитуде.

Орел, приплод Ехидны и Тифона

И брат Химеры с козьей головою,

Заводится, как ящик патефона,