Стихотворения - [9]

Я «индеец» в нейлоне,

В стане белых друзей.

1965

Мой татарский язык

Я по-татарски говорю в Казани,

Но мой словарь пока что не богат,

Хоть в мир пришел с татарскими глазами,

Хоть звался в детстве именем Рафгат.

Еще не бравший в руки даже книги,

Я с детских лет был в город увезен —

В другой язык, как океан, великий,

Безбрежный, титанический, как он.

И на просторах этих океанских

Не первый год я моряком служу

И свой корабль среди судов гигантских

В словесные сражения вожу.

Но здесь, у берегов татарской речи, —

Как будто не моряк, а фронтовик —

Стою, боясь с морским простором встречи, —

Простит меня татарский мой язык:

Ведь для него я мальчиком остался

И совершеннолетья не достиг —

Лишь только-только с букварем расстался

И не писал ни песен и ни книг.

1956

Памяти матери

Это страшно. Ты в землю ушла навсегда.

Ни дожди, ни рассветы тебя не касаются больше.

Далеко от столицы село Насибаш.

Далеко от могилы твоей. Сознавать это больно.

Навсегда, навсегда, на века, на века

Безвозвратно в планету уходят любимые люди…

Снова ночь на глаза мои тьму навела,

И закрыла весь мир, и опять одиночество будит.

И ничем я тебе не сумею помочь,

Если даже я в землю уйду за тобой добровольно.

Только тьма под землей. Только ночь. Только ночь.

Только вечная ночь! Сознавать это жутко и больно.

Буду думать, что ты возвратилась сюда.

Возвратилась сюда, обитаешь ты где-то в природе.

Смотрит с неба твоими глазами звезда,

И с тобою сравнимые люди порою

   проходят в народе.

Буду думать, что ты обитаешь в цветах,

Что дано тебе ветром порой до меня доноситься.

Буду к людям нежней. Ты средь них. Ты не прах.

И ни с чем мне иным невозможно,

   нельзя примириться.

1963

«Как нужна человеку родная семья…»

Как нужна человеку родная семья,

Дом с теплом бескорыстным и светом.

Если б только жива была мама моя,

Я бы стал гениальным поэтом.

Жизнь! Ты много мне силы и счастья дала,

Только мама моя за оградою.

Не успел я родиться — она умерла,

Ты меня беспощадно ограбила.

И ни разу я в жизни к груди не прижал

Эту добрую-добрую голову.

И ни разу я в жизни домой не бежал

К ней прижать свою голову гордую.

И всю жизнь не хватало мне доброй семьи,

Боль сиротства за горло хватала…

Вам, и други мои, вам, и строки мои,

Тоже мамы моей не хватало.

1964

Байрон

Знал ли ты, великий бард английский,

Ввергнутый в миров водоворот,

Что в степи неблизкой, заилийской,

Где-то там казахский есть народ?

Все ты знал о Риме и Афинах,

Кто царил, кто на кого напал,

Знал ты и о русских и о финнах,

Знал, как погибал Сарданапал.

В Грецию звала тебя свобода.

С греком в бой шагая, словно брат,

Ты не знал казахского народа.

Только в этом ты не виноват.

А сегодня, в ленинской России,

Воздух взмахом рук своих рубя,

Молодой казах, как ты, красивый,

На казахском мне читал тебя!

Сердцем понимаю переводы.

Слышу речи байроновской ритм.

Слушайте, поэты и народы:

Байрон по-казахски говорит!

1958

Тюбетейка

Побывал я в Джаркенте, в Чимкенте,

   в Ташкенте.

Восседал я в седле,

   на траве, на брезенте.

Угощали узбеки меня и уйгуры,

Не щадя ни утробы моей, ни фигуры…

Брал не вилкою мясо я с блюд — а чукою,

Не к гитарам — к дутарам я жался щекою.

Очень древнее что-то во мне пробуждалось,

Словно песня, рождалось, в общенье нуждалось.

Пил я майский медовый кумыс в Казахстане,

Приглашенный на пиршество в родственном

   стане.

Говорили казахи со мной по-татарски.

Я носил тюбетейку, скажу вам, по-царски…

И, далеким истокам моим потакая,

Друг сказал: — Вот теперь ты похож на Тукая!

По душе, по нутру похвала мне такая

(И вдвойне от тебя, от потомка Абая).

Короную себя тюбетейкой Тукая,

Чтоб хоть так, хоть чуть-чуть походить

   на Тукая.

1969

Байга

Мы с казахом Азатом

Прилетели на той.

Наблюдаю с азартом

За степной быстротой.

Современные кони —

«Волги» с «Чайкою» в ряд —

В стороне — «на отгоне» —

Без вниманья стоят…

Я горю, как мальчишка,

Мне подводят коня —

Как такси и как вышка

Этот конь для меня!

И сижу я прилично,

Ткнулся в стремя ногой;

И мне видно отлично,

Не бегу за байгой…

Благодарен я другу!

Тут такие дела!

Кони скачут по кругу!

(Степь свистит, как стрела!)

Все — такие красавцы!

Совершенства подряд!

Это — конское царство!

Здесь лишь кони царят!

Не дерутся за царство,

А над царством парят!

И сидят мальчуганы,

Как короны, на них!

Обнимают ногами

Самодержцев степных!

Степь гудит не стихая

Из конца да в конец!

О свобода степная!

Вихрь казахских сердец!

Степняку на раскачку

Нужно времени — миг!

Все включаются в скачку —

И юнец и старик.

Ты попробуй казаха

Удержать на цепи,

Ты попробуй казаху

Возражать тут, в степи…

Скачут все — аксакалы

(Лет по сто — а в соку!

Жизнь их не отскакала!

Смерть их не обскакала,

И умрут — на скаку).

…И приезжие — скачут!

С кинохроники — скачут!

Партработники — скачут!

Академики — скачут!

Скачет грузный Сабит[2],

Жумалиев[3] маячит

Рядом с другом, трубит…

Скачет каждый — и, значит,

Силой, славой, удачей

И ничем — не забыт!

Как футбол для Европы,

Для казахов — байга!

— Где вратарь? Где ворота?

— Это — просто бега!

— Как футбол для Европы?

— Это конский футбол!

(И в степные ворота

Конь влетает, как гол!)

— Грандиозней футбола!

— Интересней бегов!

Вроде конного боя

И боренья богов…

Здесь успех убедителен,

Славы не миновать —

И коней-победителей

Все бегут целовать!

Через горные цепи