Стихотворения - [114]

Немного в Чикаго сделанном,

Что гуляет на твоих страницах,

В высоких дамских сапожках,

То по литовским полям,

То по американским улицам,

То по утренним, подозрительным комнатам,

То по серым китайским глазам,

Капризном, земном,

Лукавом, иногда вверх ногами

(И рейнвейн не прольется?)

Солнце, —

Я вижу,

Что вернется

Крылатый блеск,

И голос, и трепет,

И снова трех жизней окажется мало,

И сладким отчаяньем замрет сердце,

А ангел твердит: «Пора!

Срок твой не так уж долог!

Спеши, спеши!

Разве не радостен скрип пера

В заревой тиши,

Как уколы винных иголок!»

  И сон пройдет,

  И мир придет,

  Перекрестись, протри глаза!

  Как воздух чист,

  Как зелен лист,

  Хотя была и не гроза!

Снова небо голубыми обоями оклеено,

Снова поют петухи,

Снова можно откупорить вино с Рейна

И не за триста рублей купить духи.

И не знаешь, что делать:

Писать,

Гулять,

Любить,

Покупать,

Пить,

Просто смотреть,

Дышать,

И жить, жить!

  Тогда свободно, безо всякого груза,

  Сладко свяжем узел

  И свободно (понимаете: свободно) пойдем

  В горячие, содержимые частным лицом,

  Свободным,

  Наживающим двести тысяч в год

  (Тогда это будут огромные деньги),

  Бани.

    Словом довольно гадким

    Стихи кончаю я,

    Подвергался стольким нападкам

    За это слово я.

    Не смею прекословить,

    Неловок, может быть, я,

    Но это было давно ведь,

    С тех пор изменился я.

    В этом убедится всякий беспристрастный читатель.

    Притом есть английское

    (на французском языке) motto[106],

    Которое можно видеть

    На любом портсигаре, подвязках и мыле:

    «Honny soit qui mal y pense».

2. Встречным глазам

Ветер широкий, рей.

Сети высоких рей,

Горизонты зеленых морей,

Расплав заревых янтарей, —

Всем наивно богаты,

Щурясь зорко,

Сероватые глаза,

Словно приклеенные у стены средь плакатов:

«Тайны Нью-Йорка»

И «Mamzelle Zaza».

Шотландский юнга Тристана

Плачет хроматическими нотами,

А рейд, рейд рано

Разукрашен разноцветными ботами!

Помните, май был бешен,

Балконы с дамами почти по-крымски грубы,

Темный сок сладких черешен

Окрашивал ваши губы,

И думалось: кто-то, кто-то

В этом городе будет повешен.

Теперь такая же погода,

И вы еще моложе и краше,

Но где желание наше?

Хоть бы свисток парохода,

Хоть бы ветром подуло,

Зарябив засосную лужу.

Все туже, все туже

Серым узлом затянуло…

Неужели эти глаза — мимоходом,

Только обман плаката?

Неужели навсегда далека ты,

Былая, золотая свобода?

Неужели якорь песком засосало,

И вечно будем сидеть в пустом Петрограде,

Читать каждый день новые декреты,

Ждать, к<а>к старые девы

(Бедные узники!),

Когда придут то белогвардейцы, то союзники,

То Сибирский адмирал Колчак.

Неужели так?

Дни веселые, где вы?

Милая жизнь, где ты?

Ветер, широко взрей!

Хоть на миг, хоть раз,

К<а>к этот взгляд прохожих,

Морских, беловатых глаз!

3. Разливы

Подняв со дна всю гниль и грязь,

Уж будто нехотя ярясь,

Автоматически бурливы,

Шумят, шумящи и желты,

В воронку черной пустоты

Всем надоевшие разливы.

  Вдруг жирно выплюнет нырок

  То падаль, то коровий рог,

  Иконной полки бухлый угол.

  Туземец медленным багром

  На мели правит свой паром,

  Тупее огородных пугал.

Проснись, пловец, утешься, глянь:

Не все в воде и небе — дрянь,

Не все лишь ветошь раззоренья.

К<а>к разучившийся читать,

Приготовишкой в школу сядь

Слагать забытые моленья.

  Простой разломанный предмет

  Тебе напомнит ряд примет

  Неистребимой, милой жизни.

  И ужаснет тебя провал,

  Что сам ты дико запевал

  Бессмысленной начало тризны.

И смутно, жадно, глух и слеп,

Почуешь теплый белый хлеб,

В село дорогу, мелкий ельник,

И вспомнишь санок легкий бег

И то, что всякий человек

Очищен в чистый понедельник.

4. Колыбельная

Теплый настанет денек,

Встретим его, словно дар мы.

Не поминай про паек

И про морские казармы.

  Все это сон, только сон.

  Кончишь «Туман за решеткой» —

  Снова откроем балкон

  И почитаем с охоткой.

Будем палимы опять

Легким пленительным жаром,

Пустимся снова гулять

К нашим друзьям-антикварам.

  Резво взлимонит рейнвейн,

  Пар над ризотто взовьется.

  «Schlafe, mein Prinzchen, schlaf ein!» —

  Как у Моцарта поется.

1919

«Декабрь морозит в небе розовом…» >*

Декабрь морозит в небе розовом,

Нетопленный мрачнеет дом.

А мы, как Меншиков в Березове,

Читаем Библию и ждем.

И ждем чего? самим известно ли?

Какой спасительной руки?

Уж взбухнувшие пальцы треснули

И развалились башмаки.

Никто не говорит о Врангеле,

Тупые протекают дни.

На златокованном Архангеле

Лишь млеют сладостно огни.

Пошли нам крепкое терпение,

И кроткий дух, и легкий сон,

И милых книг святое чтение,

И неизменный небосклон!

Но если ангел скорбно склонится,

Заплакав: «Это навсегда!» —

Пусть упадет, как беззаконница,

Меня водившая звезда.

Нет, только в ссылке, только в ссылке мы,

О, бедная моя любовь.

Струями нежными, не пылкими,

Родная согревает кровь,

Окрашивает щеки розово,

Не холоден минутный дом,

И мы, как Меншиков в Березове,

Читаем Библию и ждем.

8 декабря 1920

«Утраченного чародейства…» >*

Утраченного чародейства

Веселым ветрам не вернуть!

А хочется Адмиралтейству

Пронзить лазоревую муть.

Притворно Невской перспективы

Зовет широкий коридор,

Но кажется жестоко лживым

Былого счастия обзор.

Я знаю: будет все, как было,

Как в старину, как прошлый год;

Кому семнадцать лет пробило,

Тому восьмнадцатый пойдет.

Настанет лето, будет душно,