Стихотворения - [2]

Чтобы мать не любить

и красавицу тоже,

Мы, нашу судьбу не кляня,

Себя понесем,

словно нету дороже

На свете меня и коня.

Зеленые звезды,

любимое небо!

Озера, леса, хутора!

Не я ли у вас

будто был и не был

Вчера и позавчера.

Не я ли прошел —

не берег, не лелеял?

Не я ли махнул рукой

На то, что зари не нашел алее?

На то, что девчат не нашел милее?

И волости — вот такой —

А нынче почудилось:

конь, бездорожье,

Бревенчатый дом на реку, —

И нет ничего,

и не сыщешь дороже

Такому, как я, — дураку…

1927

НОЧЬ КОМБАТА

Знакомые дни отцвели,

Опали в дыму под Варшавой,

И нынче твои костыли

Гремят по панели шершавой.

Но часто — неделю подряд,

Для памяти не старея,

С тобою, товарищ комбат,

По-дружески говорят

Угрюмые батареи.

Товарищ и сумрачный друг,

Пожалуй, ты мне не ровесник,

А ночь молодая вокруг

Поет задушевные песни.

Взошла высоко на карниз,

Издавна мила и знакома,

Опять завела, как горнист,

О первом приказе наркома.

И снова горячая дрожь,

Хоть пулей навеки испорчен,

Но ты портупею берешь

И Красного Знамени орден

И ночью готов на парад,

От радости плакать не смея.

Безногий товарищ комбат,

Почетный красноармеец,

Ты видишь:

Проходят войска

К размытым и черным окопам,

И пуля поет у виска

На Волге и под Перекопом.

Земляк и приятель погиб.

Ты видишь ночною порою

Худые его сапоги,

Штаны с незашитой дырою.

Но ты, уцелев, на парад

Готов, улыбаться не смея,

Безногий товарищ комбат,

Почетный красноармеец.

А ночь у окна напролет

Высокую ноту берет,

Трубит у заснувшего дома

Про восемнадцатый год,

О первом приказе наркома.

1927

СТАРИНА

Скажи, умиляясь, про них,

Про ангелов маленьких, набожно,

Приди, старину сохранив,

Старушка седая, бабушка…

Мне тяжко…

Грохочет проспект,

Всю душу и думки все вымуча.

Приди и скажи нараспев

Про страшного Змея-Горыныча,

Фата и девический стыд,

И ночка, весенняя ночь моя…

Опять полонянка не спит,

Не девка, а ягода сочная.

Старинный у дедов закон, —

Какая от этого выгода?

Все девки растут под замком,

И нет им потайного выхода.

Эг-гей!

Да моя старина, —

Тяжелая участь подарена, —

Встают на Руси терема,

И топают кони татарина.

Мне душно,

Окно отвори,

Старушка родимая, бабушка,

Приди, шепелявь, говори,

Что ты по-бывалому набожна,

Что нынче и честь нипочем,

И вера упала, как яблоко.

Ты дочку английским ключом

Замкнула надежно и наглухо.

Упрямый у дедов закон, —

Какая от этого выгода?

Все девки растут под замком,

И нет им потайного выхода…

Но вот под хрипенье и дрожь

Твоя надвигается очередь.

Ты, бабушка, скоро умрешь,

Скорее, чем бойкие дочери.

И песня иначе горда,

И дни прогрохочут, не зная вас,

Полон,

Золотая Орда,

Былины про Ваську Буслаева.

1927

НА КЕРЖЕНЦЕ

Мы идем.

И рука в руке,

И шумит молодая смородина.

Мы на Керженце, на реке,

Где моя непонятная родина,

Где растут вековые леса,

Где гуляют и лось и лиса

И на каждой лесной версте,

У любого кержачьего скита

Русь, распятая на кресте,

На старинном,

На медном прибита.

Девки черные молятся здесь,

Старики умирают за делом

И не любят, что тракторы есть —

Жеребцы с металлическим телом.

Эта русская старина,

Вся замшённая, как стена,

Где водою сморена смородина,

Где реке незабвенность дана, —

Там корежит медведя она,

Желтобородая родина,

Там медведя корежит медведь.

Замолчи!

Нам про это не петь.

1927

ЛИРИЧЕСКИЕ СТРОКИ

Моя девчонка верная,

Ты вновь невесела,

И вновь твоя губерния

В снега занесена.

Опять заплакало в трубе

И стонет у окна, —

Метель, метель идет к тебе,

А ночь — темным-темна.

В лесу часами этими

Неслышные шаги, —

С волчатами, с медведями

Играют лешаки,

Дерутся, бьют копытами,

Одежду положа,

И песнями забытыми

Всю волость полошат.

И ты заплачешь в три ручья,

Глаза свои слепя, —

Ведь ты совсем-совсем ничья,

И я забыл тебя.

Сижу на пятом этаже,

И всё мое добро —

Табак, коробочки ТЭЖЭ

И мягкое перо —

Перо в кавказском серебре.

И вечер за окном,

Кричит татарин на дворе:

— Шурум-бурум берем…

Я не продам перо, но вот

Спасение мое:

Он эти строки заберет,

Как всякое старье.

1927

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО

На санных путях,

овчинами хлопая,

Ударили заморозки.

Зима.

Вьюжит метель.

Тяжелые хлопья

Во первых строках моего письма.

А в нашей губернии лешие по лесу

Снова хохочут,

еле дыша,

И яблони светят,

И шелк по поясу,

И нет ничего хорошей камыша.

И снова девчонка

сварила варенье.

И плачет девчонка,

девчонка в бреду,

Опять перечитывая стихотворенье

О том, что я —

никогда не приду.

И старую с_о_сну скребут медвежата —

Мохнатые звери.

Мне душно сейчас,

Последняя песня тоскою зажата,

И высохло слово,

на свет просочась.

И нет у меня

никакого решенья.

Поют комсомолки на том берегу,

Где кабель

высокого напряженья

Тяжелой струей ударяет в реку.

Парнишка, наверное, этот,

глотая

Горячую копоть,

не сходит с ума,

Покуда вьюга

звенит золотая

Во первых строках моего письма.

Какую найду небывалую пользу,

Опять вспоминая,

еле дыша,

Что в нашей губернии

лешие по лесу

И нет ничего хорошей камыша?

И девушка,

что наварила варенья

В исключительно плодородном году,

Вздохнет от печального стихотворенья

И снова поверит, что я не приду.

И плачет, и плачет, платок вышивая,

Травинку спеша пережевывая…

И жизнь твоя — песенка неживая,

Темная,

камышовая.

1927

ЦЫГАНКИ

Не стоит десятки годов спустя

Словами себя опоганить,

Что снова цыганки

Грегочут, свистят

И топают сапогами.

Поют и запляшут —

Гуляет нога,

Ломая зеленые стебли…

И я вспоминаю