Стихотворения и поэмы - [19]

«И золото, вобрав меня,

«Готово было распуститься

«Цветком прекрасным,

«Пришла бы нежная пора

«И с ней бы солнце появилось,

«И из цветка бы, как роса,

«Мое дыханье удалилось».

Март 1931

За годом год, как листья под ногою…

I

За годом год, как листья под ногою,

Становится желтее и печальней.

Прекрасной зелени уже не сохранить

И звона дивного любви первоначальной.

И робость милая и голоса друзей,

Как звуки флейт, уже воспоминанье.

Вчерашний день терзает как музей,

Где слепки, копии и подражанья.

II

Идешь по лестнице, но листья за тобой

Сухой свой танец совершают

И ласковой, но черною порой,

Как на театре хор, перебегают.

Апрель 1931

Ночное пьянство

И точно яблоки румяны

И точно яблоки желты,

Сидели гости на диване,

Блаженно раскрывая рты

Собранье пеньем исходило:

Сперва madame за ним ходила,

Потом monsieur ее сменил…

Декольтированная дама,

Как непонятный сфинкс, стояла,

Она держала абажур,

На нем Психея и Амур,

Из тюля нежные цветочки

И просто бархатные точки.

Стол был ни беден, ни богат,

Картофельный белел салат.

И соловей из каждой рюмки

Стремглав за соловьем летел.

Раскланиваясь грациозно,

Старик пленительный запел:

Зачем тревожишь ночью лунной

Любовь и молодость мою.

Ведь девушкою легкострунной

Своей души не назову.

Она веселая не знала,

Что ей погибель суждена.

Вакханкой томною плясала

И радостная восклицала:

– Ах, я пьяна, совсем пьяна!.

И полюбила возноситься,

Своею легкостью кичиться,

Пчелой жужжащею летать,

Безмолвной бабочкой порхать…

И вдруг на лестнице стоять.

Теперь, усталая, не верит

В полеты прежние свои

И лунной ночью лицемерит

Там, где свистали соловьи.

Старик пригубил. Смутно было.

Луна над облаком всходила.

И стало страшно, что не хватит

Вина средь ночи.

Голос

Столица глядела

Развалиной.

Гражданская война летела

Волной.

И Нэп сошел и развалился

В Гостином пестрою дугой.

Самодовольными шарами

Шли пары толстые.

И бриллиантами качали

В ушах.

И заедали анекдотом

И запивали опереттой

Борьбу.

В стекло прозрачное одеты,

Огни мерцали.

Растраты, взятки и вино

Неслись, играя в домино.

Волнующий и шелестящий

И бледногубый голос пел,

Что чести нет.

И появлялся в кабинете

В бобры мягчайшие одет;

И превращался в ресторане

Он в сногсшибательный обед.

И, ночью, в музыкальном баре

Нарядной девою звучал

И изворотливость веселую,

Как победителя ласкал.

Пред Революцией громадной…

Пред Революцией громадной,

Как звезды, страны восстают.

Вбегает негр.

Высокомерными глазами

Его душа окружена,

Гарлема дикими ночами

Она по-прежнему пьяна.

Его мечты: разгладить волос,

И кожи цвет чтоб был белей,

Чтоб ласковый ликерный голос

Пел о любви.

Неясным призраком свободы

Он весь заполонен.

Вино и карты и блужданье

Свободою считает он.

Идет огромный по проспекту,

Где головы стоят,

Где комсомольцы, комсомолки

Идут как струнный лад.

И государственностью новой

Где человек горит,

Надеждою неколебимой,

Что мир в ответ звучит.

Психея дивная…

Психея дивная,

Где крылья голубые

И легкие глаза

И косы золотые.

Как страшен взгляд очей испепеленный,

В просторы чистые по-прежнему влюбленный.

В ужасный лес вступила жизнь твоя.

Сожженная, ты вспыхивать обречена

И легким огоньком то здесь, то там блуждаешь,

И путника средь ночи увлекаешь.

Нарцисс

Он не был пьян, он не был болен

Он просто встретил сам себя

У фабрики, где колокольня

В обсерваторию превращена.

В нем было тускло и спокойно

И не хотелось говорить.

Не останавливаясь, хладнокровно

Пошел он по теченью плыть.

Они расстались, но встречались

Из года в год. Без лишних слов

Неловко головой качали.

Прошла и юность и любовь.

Золотые глаза…

Золотые глаза,

Точно множество тусклых зеркал,

Подымает прекрасная птица.

Сквозь туманы и свисты дождя

Голубые несутся просторы.

Появились под темным дождем

Два крыла быстролетной певицы,

И томимый голос зажег

Бесконечно утлые лица.

И запели пленительно вдруг

В обветшалых телах, точно в клетках,

Соловьи об убитой любви

И о встречах, губительно редких.

Он с юностью своей, как должно, распрощался…

Он с юностью своей, как должно, распрощался

И двойника, как смерти, испугался.

Он в круг вступил и, мглою окружен,

Услышал пред собой девятиструнный стон.

Ее лица не видел он,

Но чудилось – оно прекрасно,

И хор цветов и голоса зверей

Вливались в круг, объятый ночью властной

И появилось нежное лицо,

Как бы обвеянное светом.

Он чувствовал себя и камнем и свинцом,

Он ждал томительно рассвета.

Всю ночь дома дышали светом…

Всю ночь дома дышали светом,

Весь город пел в сиянье огневом,

Снег падал с крыш, теплом домов согретый,

Невзрачный человек нырнул в широкий дом

Он, как и все, был утомлен разлукой

С своей душой,

Он, как и все, боролся с зябкой скукой

И пустотой.

Пленительны предутренние звуки,

Но юности второй он тщетно ждет

И вместо дивных мук – разуверенья муки

Вокруг него, как дикий сад, растут.

Подделки юную любовь напоминают…

Подделки юную любовь напоминают,

Глубокомысленно на полочках стоят.

Так нежные сердца кому-то подражают,

Заемным опытом пытаются сиять.

Но первая любовь, она благоухает,

Она, безумная, не хочет подражать,

И копии и слепки разбивает,

И пеньем наполняет берега.

Но копии, но слепки, точно формы,

Ее зовут, ее влекут,

Знакомое предстанет изваянье,

Когда в музей прохожие войдут.

1933

Кентаврами восходят поколенья…

Кентаврами восходят поколенья