Стихотворения и поэмы - [10]

И очертанье гор бледнеет на луне.

И слышит он, как за стеной глубокой

Отъединенный голос говорит:

«Ты вновь взбежал в червонные чертоги,

«Ты вновь вошел в веселый лабиринт».

И стол накрыт, пирует голос с другом,

Глядят они в безбрежное вино.

А за стеклом, покрытым тусклой вьюгой,

Две головы развернуты на бой.

Я встал, ополоснулся; в глухую ночь,

О друг, не покидай.

Еще поля стрекочут ранним утром,

Еще нам есть куда

Бежать.

Ноябрь 1923

Вблизи от войн, в своих сквозных хоромах…

Вблизи от войн, в своих сквозных хоромах,

Среди домов, обвисших на полях,

Развертывая губы, простонала

Возлюбленная другу своему:

«Мне жутко, нет ветров веселых,

«Нет парков тех, что помнили весну,

«Обоих нас, блуждавших между кленов,

«Рассеянно смотревших на зарю.

«О, вспомни ночь. Сквозь тучи воды рвались,

«Под темным небом не было земли,

«И ты восстал в своем безумье тесном

«И в дождь завыл о буре и любви.

«Я разлила в тяжелые стаканы

«Спокойный вой о войнах и волках,

«И до утра под ветром пировала,

«Настраивая струны на уа.

«И видел домы ты, подстриженные купы,

«Прощальный голос матери твоей,

«Со мной, безбрежный, ты скитался

«И тек, и падал, вскакивал, пенясь».

Ноябрь 1923

Один средь мглы, среди домов ветвистых…

Один средь мглы, среди домов ветвистых

Волнистых струн перебираю прядь.

Так ничего, что плечи зеленеют,

Что язвы вспыхнули на высохших перстах.

Покойных дней прекрасная Селена,

Предстану я потомкам соловьем,

Слегка разложенным, слегка окаменелым,

Полускульптурой дерева и сна.

Ноябрь 1923

II. Стихи 1924–1926 гг

И лирник спит в проснувшемся приморье…

И лирник спит в проснувшемся приморье,

Но тело легкое стремится по струнам

В росистый дом, без крыши и без пола,

Где с другом нежным юность проводил.

И голос вдруг во мраморах рыдает:

«О, друг, меня побереги.

«Своим дыханием расчетным

«Мое дыханье не лови».

Январь 1924

Как хорошо под кипарисами любови…

Как хорошо под кипарисами любови

На мнимом острове, в дремотной тишине

Стоять и ждать подруги пробужденье,

Пока зарей холмы окружены.

Так возросло забвенье. Без тревоги,

Ясней луны, сижу на камне я.

За мной жена, свои простерши косы,

Под кипарисы память повела.

Январь 1924

Психея

Спит брачный пир в просторном мертвом граде,

И узкое лицо целует Филострат.

За ней весна цветы свои колышет,

За ним заря, растущая заря.

И снится им обоим, что приплыли

Хоть на плотах сквозь бурю и войну,

На ложе брачное под сению густою,

В спокойный дом на берегах Невы.

Январь 1924

Григорию Шмерельсону

Но знаю я, корабль спокоен,

Что он недвижим средь пучины,

Что не вернуться мне на берег,

Что только тень моя на нем.

Она блуждает ночью темной,

Она влюбляется и пляшет…

5 марта 1924

О, сделай статуей звенящей…

О, сделай статуей звенящей

Мою оболочку, Господь,

Чтоб после отверстого плена

Стояла и пела она

О жизни своей ненаглядной,

О чудной подруге своей,

Под сенью смарагдовой ночи,

У врат Вавилонской стены.

Для вставшего в чреве могилы

Спокойная жизнь не страшна,

Он будет, конечно, влюбляться

В домовье, в жену у огня.

И ложным покажется ухо,

И скипетронощный прибой,

И золото черного шелка

Лохмотий его городов.

Апрель 1924

Из женовидных слов змеей струятся строки…

Из женовидных слов змеей струятся строки,

Как ведьм распахнутый кричащий хоровод,

Но ты храни державное спокойство,

Зарею венчанный и миртами в ночи.

И медленно, под тембр гитары темной,

Ты подбирай слова, и приручай и пой,

Но не лишай ни глаз, ни рук, ни ног зловещих,

Чтоб каждое неслось, но за руки держась.

И я вошел в слова, и вот кружусь я с ними,

Танцую в такт над дикой крутизной,

Внизу дома окружены зарею,

И милая жена, как темное стекло.

Апрель 1924

Под лихолетьем одичалым…

Под лихолетьем одичалым,

Среди проулков городских

Он еле видной плоской тенью

Вдруг проскользнул и говорит:

«Мне вспыхивать, другим – сиянье.

«Но вспыхиванье – суета.

«Я оборвался средь зияний,

«До вас разверзлась жизнь моя».

И тихий шепот плыл под дубом,

И семиградный встал слепец,

Заговорил в домашнем круге

О друге юности своей:

«Он необуздан был средь бдений

«Под сновиденьем городским,

«Не жизнь искал он – сладкой доли

«Жизнь проводить среди ночей».

Апрель 1924

В одежде из старинных слов…

В одежде из старинных слов

На фоне мраморного хора

Свой острый лик я погрузил в партер,

Но лилия явилась мне из хора.

В ее глазах дрожала глубина

И стук сиял домашнего вязанья,

А на горе фонтана красный блеск,

Заученное масок гоготанье.

И жизнь предстала садом мне,

Увы, не пышным польским садом.

И выступаю из колонн

Моих ночей мрачноречивых.

Но как мне жить средь людных очагов,

В плаще трагическом героя,

С привычкою все отступать назад

На два шага, с откинутой спиною.

Апрель 1924

Поэзия есть дар в темнице ночи струнной…

Поэзия есть дар в темнице ночи струнной,

Пылающий, нежданный и глухой.

Природа мудрая всего меня лишила,

Таланты шумные, как серебро взяла.

И я, из башни свесившись в пустыню,

Припоминаю лестницу в цвету.,

По ней взбирался я со скрипкой многотрудной.

Чтоб волнами и миром управлять.

Так в юности стремился я к безумью,

Загнал в глухую темь познание мое,

Чтобы цветок поэзии прекрасной

Питался им, как почвою родной.

Сент. 1924

Час от часу редеет мрак медвяный…

Час от часу редеет мрак медвяный

И зеленеют за окном листы.

Я чувствую – желаньем полон мрамор