Стихотворения и поэмы - [11]

Впрочем, Николай Семенович стал работать с молодыми авторами еще в начале 20-х годов, когда он вел семинар по поэзии. Студенты часто ходили к нему домой; приходили на минуту, оставались на вечер: превосходный рассказчик, Николай Семенович был увлекательнейшим собеседником. В разговор вступала его жена Мария Константиновна Неслуховская, чья эрудиция и память также были неисчерпаемы.

На редкость гостеприимную квартиру Неслуховских посещали многие интересные люди того времени. Бывал там и Маяковский, который считал Тихонова талантливейшим из ленинградских лириков. Говорили о книгах, читали стихи, спорили до утра, не замечая времени. Это был подлинный дом поэта.

По словам И. Бехера, «новое искусство всегда рождается вместе с новым человеком»[22]. Запечатлевший героя революционной эпохи, Тихонов и сам был этим новым человеком, увлеченным поэзией и главное — самой жизнью, требовавшей воплощения в слове. Он неустанно напоминает молодым поэтам об ответственности перед великим и тревожным временем, ориентируя их на решение больших задач: «Молодой поэт в такую сложную эпоху, как наша, не может оперировать бедным комнатным словарем, живя в маленьком мирке переживаний. Поэт должен представлять себе широчайшие масштабы нашей борьбы, бороться за выработку своего мировоззрения»[23].

Тихонов не поучал — он делился опытом, подчеркивая значение упорства в труде, специфику творческого процесса: «Тема, как бы велика она ни была, существуя рядом с вами только предметом наблюдаемым, никогда не будет успешно изображена в стихах. Нужно жить ею, нужно чувствовать ее необходимость, ее развитие в себе. Всякое холодное собирание справок о ней и такое же холодное изложение ее в стихах обнаружит себя»[24]. Очень уместное предостережение! В 20-е и 30-е годы иные из молодых авторов активно забывали (или вообще не знали) законы стиха, пытаясь заменить вдохновение документализмом, очерковостью, фактографией (лефовцы, конструктивисты). В противовес «модным» теориям Тихонов выдвигал требование эмоциональной отдачи всего себя творчеству.

Наибольшую активность и общественный резонанс выступления Тихонова по вопросам литературы получили в преддверии Первого съезда писателей («Школа равнодушных» и другие). Поэт вошел в Оргбюро по подготовке съезда и, углубляясь в задачи воспитания молодых авторов, вновь и вновь соединял вопросы творческого роста с задачами социалистического строительства.

Для нескольких поколений советских поэтов Тихонов остается «непобежденным учителем». В этом отношении ему трудно найти аналог даже в мировой литературе — ведь речь идет не о главенстве в какой-либо литературной школе, а об обаянии нравственного авторитета. «Тихонов прост, доброжелателен» — таким он запомнился Н. Капиевой еще в начале 30-х годов[25]. Восхождение по лестнице славы никоим образом не сказывалось на его образе жизни и поведении. Ощущение несоизмеримости отдельной личности с эпохой питало ставшую легендарной тихоновскую скромность. «Слыхал стороною, — с удовлетворением писал ему П. Павленко, — что ты здорово постранствовал, побродил, и понял с большой нежностью, что ты один остался юношей… никакие заседания и почести тебя не испортили»[26].

Человечность и отзывчивость поэта особенно наглядно проявлялись в заботе Тихонова о развитии литературы, в его помощи писателям. Ольга Форш едет в Грузию — Тихонов направляет туда письма с просьбой помочь ей материалами. Петр Павленко выпускает первую книгу прозы — Тихонов немедленно откликается дружеским письмом к нему. Тихонов открывает для советской литературы талант Александра Прокофьева, который уже через несколько лет становится в первые ее ряды. Именно Тихонов дает путевку в жизнь Михаилу Дудину. Ему признательны поэты и писатели многих народов — Ольга Берггольц и Езетхан Уруймагова, Александр Лебеденко и Назир Хубиев, Владимир Ричиотти и Наталья Суханова.

Подлинность и масштабность таланта привлекали к поэту все новые и новые сердца. Вот свидетельство одного из современников: «Стихи Н. С. Тихонова покорили меня сразу своей набатной мощью и искренностью.

Потрясло впервые услышанное авторское выступление.

Другие — „читали“ стихи. Тихонов был вулканом, извергавшим живые неостывшие глубины поэтической мысли…

Темперамент ли автора, колдовская ли сила чуть хрипловатого голоса, яростная ли убежденность в своей правоте или сплав всего этого, — но строки-образы жили осязаемо, мощно, ярко!..

Эта пламенность души, космический сгусток энергии, мужества, мудрости и таланта отличали Тихонова всегда»[27].

7

В советской литературной критике постоянно отмечался присущий Тихонову исторический оптимизм как органическая черта его мировоззрения. Не будучи поверхностным, он вырастал из фактов действительности, сочетаясь с интуицией. Чувство истории обусловило тихоновский дар предвидения. Свидетельством тому — книга стихов «Тень друга» (1936).

В 1935 году Тихонов выступил в Париже на Международном конгрессе в защиту культуры. Он побывал в Польше, Австрии, Франции, Бельгии, Англии, Германии. Всюду чувствовалось предгрозовое напряжение. Польша поразила бедностью народа: «И такая росла нищета за окном, что ничем не закроешь». В Париже автор был свидетелем фашиствующей демонстрации: «С черепами на флагах трехцветных Де-ля-Рока прошли молодцы». Австрия еще находилась под впечатлением подавления буржуазией движения рабочих-шуцбундовцев: «Упало солнце у канала От страха за людей». Всему миру угрожал захвативший Германию фашизм: «Как будто весь воздух иссвистан плетьми».