Стихотворения и поэмы - [90]

Шрифт
Интервал

Как женский лепет. Чуть заметный знак
Победы близкой — это трепетанье
В спокойной речи. (Нужно лишь вниманье —
Миг неожиданный не упустить.
Любить? Уменье нужно, чтоб любить!
На всё есть средство. Это знал Овидий,
Как рыб, ловивший Левконой и Лидий.)
У этой — голос чистый, как хрусталь
Звенит, а в грудь вонзается как сталь.
Собой владеть постигшая искусство,
Другая утаить умеет чувства,
Как шелк стеля незначащую речь…
Какими поцелуями обжечь
Она могла б тебя порой ночною!
У третьей голос тихою рекою
Журчит и льется… Так бы в ту реку
И кинулся! Немало на веку
Красоток юных, расцветавших в холе,
Ласкал пан Людвиг, а встречал поболе:
Ведь всех на свете не обнял никто.
Припомнить пани докторшу — и то
По жилам хлынет огненное море!
Хоть молвить правду: после свадьбы вскоре
(Супруг злосчастный, лекарь полковой,
Был хоть ученый — вовсе не смешной
И далеко до шуток не охочий)
Она внезапно утопилась ночью
Там, где над речкой осокорь стоял.
Ах, осокорь так вкрадчиво вздыхал
В сиянье месяца туманно-синем!
Тогда болтали люди о Янине
(Так звали докторшу), что жребий пал
Ей трудный и что муж про всё узнал,
А был ревнив… К истории причастный,
Пан Людвиг чуть не заболел опасно.
Другая — панна Зося. Та сама
Не мучилась, зато свела с ума
Его, победы знавшего доселе,
А не преграды на дороге к цели!
Такой беды хлебнул он через край,
Что хоть стреляйся иль ее стреляй!..
Исчезло всё, подобно легкой пене!
Пан Людвиг нынче в добром настроенье,
И память жжет не очень горячо.
Он стар. Ну что ж? Ведь и теперь еще
Белянку может выбрать он любую.
Порой, собравшися на боковую,
Он Кутерноге только знак подаст,
А тот уже в покой девичий — шасть,
Как волк, приказ господский выполняя…
2
Невдалеке от замка есть большая
Конюшня пана. Что за кони там!
Во сне лишь видятся другим панам
Подобные! Скакун, что Магомета
Еще носил (вот тема для поэта,
И пан Тибурций, странник и чудак,
Ее в стихах мусолил так и сяк),
Был пращур этой конской родословной.
За этою породой чистокровной
Пан Людвиг трудный совершил вояж
В Аравию. Вокруг него тогда ж
Легенды родились — в одном романе
Рисуются пески в ночном тумане,
И месяц золотой, и бедуин,
Вслед каравану скачущий один,
Ныряя меж холмов, луной облитых.
Роман тот полон был намеков скрытых,
Кровавых стычек, дьявольских интриг,
Случайных взглядов, быстрых и немых,
Горячих полудённых наслаждений.
А над романом колоритной тенью
Вознесся тот, кто с трубкой у стола
Теперь сидит на бархате седла,
Покуривая. В полдни огневые
Он изучил обычаи чужие,
Эмиром звал себя без дальних слов,
А вывез лишь кобыл да жеребцов,
Но крови благородной и старинной,
Да память про седого бедуина,
С женой, похожей более на дочь.
Завесу тонкую откинув прочь,
Она его тайком в шатре встречала,
И ночь глубокая их чаровала,
И в полуночной знойной тишине
Мерцали звезды где-то в вышине…
Не всё, быть может, истинно в романе, —
На то роман…[105]
                   Тем временем в рыдване
Подъехал кто-то ко двору. Ну вот,
Пора встречать гостей! Еще живет
У Пшемысловского обычай деда:
Хоть раз в году сзывает он соседей,
Всю знать округи и родных своих —
Развлечься скачками. Для молодых
И праздник, и отрада, и наука.
Летят, как стрелы из тугого лука,
Они на быстрых, верных скакунах, —
И юность оживает в стариках,
И лица дам бледнеют и пылают,
И веер пальцы нежные сжимают…
Тем, что обычай дедов сохранил,
Пан Людвиг знаменит в уезде был.
Да что уезд! Пожалуй, в целом крае
Любой природный шляхтич пана знает.
Тибурций всё в поэме описал
И к олимпийским играм приравнял
Тот праздник. Жаль, что рифмы, с мыслью споря
(Ему порой бывает с ними горе!),
Мчат не всегда его поэму вскачь,
А ковыляют вереницей кляч,
Каких в топчак[106] заводят для упряжки!
Спешат, а с места не сойдут, бедняжки!
Как гуси многошумным табуном
Весною ранней иль октябрьским днем
Слетаются на водяное лоно
И разбивают синеву затона,
Бьют по воде крылами и кричат, —
Вот так кареты во дворе гремят,
На торжество съезжаясь, как бывало.
Здесь панночек на выданье немало,—
Приданое отцы им запасли.
А вот постарше — пани, что взросли
В привольной, шумной и веселой жизни…
Вот, пышно разодет, безукоризнен,
Пан Леонард — жених во цвете лет.
Его за остроумье ценит свет, —
Как он учтив и как он шутит мило!
Хоть, правда… Он сегодня… Что есть силы…
Седого Карпа… Так пускай же хам
Остережется, коль виновен сам:
Ведь он вчера и нынче утром снова
Не подтянул подпругу у гнедого!..
Знаток философических систем,
Приехал пан Карпович между тем.
Он метафизику зовет — химера
И почитает выше всех Вольтера;
Так, например, кто из его крестьян
В приметы верит — вольтерьянец-пан
Велит вожжами поучить невежду.
И, говорят, у пана есть надежда
Холопов в вольнодумцев обратить.
Пан Людвиг иногда любил смешить
Своих друзей в приятельском застолье
Рассказом, как Карпович, верный роли
Оригинала, некогда решил,
Чтоб аист у него в поместье жил.
Тотчас же столб высокий в землю врыли,
Большое колесо к столбу прибили,
Чтобы гнездо держаться там могло.
Назавтра аист прилетел в село,
Не зная ничего о панской воле,
И опустился за овином в поле!
Разгневался Карпович: «Как, опять?
Поймать его! Поймать и привязать
Хорошими веревками нахала!»
А гайдукам достаточно, бывало,
Движенья пальца, чтоб понять приказ,—

Еще от автора Максим Фаддеевич Рыльский
Олександр Довженко

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Полное собрание стихотворений

В. Ф. Раевский (1795–1872) — один из видных зачинателей декабристской поэзии, стихи которого проникнуты духом непримиримой вражды к самодержавному деспотизму и крепостническому рабству. В стихах Раевского отчетливо отразились основные этапы его жизненного пути: участие в Отечественной войне 1812 г., разработка и пропаганда декабристских взглядов, тюремное заключение, ссылка. Лучшие стихотворения поэта интересны своим суровым гражданским лиризмом, своеобразной энергией и силой выражения, о чем в 1822 г.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)


Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.