Стихотворения и поэмы - [37]

А тем и хороша. И потому загадка.

Поэтому живу на свете в полный рост.

Ты музыки земной

                                космическая прядка,

ты музыка лучей,

протянутых меж звезд.

1961

60. «Мы встретились с тобой…»

Мы встретились с тобой —

два одиночества.

Не хочется нам вспоминать

                                                  о том, что было.

Не то чтобы всё отошло и всё остыло,

нет, просто так —

                            не вспоминается, не ропщется.

Красивая ты, как никто,

другим завидная,

ты умная, всё понимаешь.

В чем-то старшая,

движеньем головы

                                   густую прядь откидывая,

идешь с работы, улыбаешься, уставшая.

Всё бы не так,

не будь другого в памяти,

или забудь другую я,

                                     или прости я.

Но ты и я

раздельно

чем-то заняты,

и ходим рядом, как Орда и Византия.

И впереди такая даль!

                                      Такая улица!

Идем, и всё благодарим себя за что-то.

Возвышенно и ново

с жизнью дружится,

как будто бы мы на земле

                                                после полета.

Когда глаза мои увиделись с твоими,

мы догадались о себе легко, открыто:

нам вместе не бывать,

не быть двоими, —

у каждого из одиночеств

                                              есть орбита.

А ты смеешься мне опять —

моя сообщница,

не хочется нам вспоминать

                                                о том, что было,

и не о том,

                     кого любил,

                                                 кого любила.

Идем, свободные, как два пути, —

два одиночества.

1963

61. МОРЕ

Открылось.

Доплеснуло до меня.

Вровень с глазами вздыбилось стеною.

Я от него пошел день от дня,

а море шло, и шло, и шло за мною.

Я отступал назад,

за годом год.

В тот миг,

                  когда особенно штормило,

всё смыло, предвестило весь исход,

и всё вокруг в себе переломило.

Оставив нас на острове,

                                              волна

ушла.

А остров был необитаем.

Заметил я —

                         мы в облаках витаем,

но было поздно.

Вот моя вина.

Накатывало грозные валы,

и в воздухе от соли всё прогоркло.

Я ставил сети жалкой похвалы.

На цыпочках стоял —

вода по горло.

Захлестывало нас уже совсем.

Так — год за годом, тут уже, на суше.

И надо бы сигналить:

«Всем. Всем. Всем.

Товарищи, спасите наши души!»

Развеяны уже, оттеснены,

раскиданы далёко друг от друга.

Еще казались мы со стороны

у двух сторон спасательного круга.

Кого из нас оторвало сперва?

Где я, где ты?

Теперь уже не важно.

На встречи, на улыбки, на слова

глядим теперь продуманно отважно.

И вот сейчас,

когда опять открылось

и снова доплеснуло до меня,

почувствовал

                         всю боль

                                           и всю бескрылость.

И начал отступать

день ото дня.

Я, шторм, и ты, и небо — были в сборе.

Я, шторм, и ты, и небо — стали врозь.

А море? Как оно? А что же море?

А море

к нам в сердца перелилось.

1964

62. ОТСТУПЛЕНИЕ

Власть ее

не изучена,

значительно приуменьшена,

пока что уж —

в крайнем случае —

всесильна над нами

женщина.

Водительство пресловутое,

нам данное от рождения,

наше главенство дутое —

чистое заблуждение.

Укоренилось ложное

представленье привычное.

Женщина —

дело сложное,

явление необычное.

Эта простая истина

не каждому открывается.

Застенчиво

и таинственно

женщина улыбается.

Приходим, бедой отмечены,

подвигами небывалыми,

мы всё равно

                        для женщины

детьми остаемся малыми.

На взлеты

                 и на крушения,

на все наши игры шумные

смотрят, даря прощение.

Женщины —

люди умные.

Спорится

                или ссорится,

любится

или дружится,

забудется или помнится —

женщину

             надо слушаться.

Она одарит надеждами,

осмеивает сомнения.

Врачует руками нежными

отметины и ранения.

Учит она. Воспитывает…

Потом —

на разрыв

испытывает.

1964

63. «Как выпрыгнула из такси…»

Как выпрыгнула из такси

на улице Новопесчаной!..

«Проси меня

иль не проси, —

прими —

твоей,

первоначальной.

Всё заново начну.

Сотру

всё, что полжизни угнетало.

Прими меня,

свою сестру,

пойми

во что бы то ни стало.

Давай уедем!

Навсегда…»

— «Когда?»

— «Сейчас же», — отвечала.

«Куда?»

— «Куда-нибудь туда,

где начинают всё сначала.

Молчишь, чего-то медлишь ты,

решай.

Приходит лето».

— «Постой,

я подожгу мосты…»

А может, просто снилось это?..

1962

64. «Приходит день…»

Приходит день.

Необычайна осень.

И кажется, что снова будет лето,

переплетенье музыки и света,

дней и ночей,

заката и рассвета,

ветров и трав

и переплеск морей.

Твой день сегодня,

выходи скорей

навстречу ожиданью новых весен.

Семнадцать зим и лет сплошной весны.

И ты — побег,

                        зовут еще девчонкой.

Твой белый лоб прикрыт прозрачной челкой,

зрачкам глаза славянские тесны.

И губ твоих нетронутая завязь,

и плеск

                еще не разведенных рук…

Ты стон времен,

ты мировая зависть.

Ты будущее радостей и мук.

Ну что уж там, казалось бы:

                                                семнадцать!

Но даже дням положено сменяться.

Меня сквозь жизнь

                                как пламя пронесло,

вело сквозь бури желтого огня.

Я пулей был в войне

и песней в мире.

Немыслимо ты для меня —

                                             число

с семнадцатью нулями,

                                            для меня,