Стихотворения и поэмы - [30]

Шрифт
Интервал

самолет над аэродромом.
Телеграфные провода расцвели,
в капли убранные,
                                как в почки.
Капли бегают по цепочке,
как новости для весенней земли, —
сорвавшись,
                        эти капли легли
в стихотворение первой строчкой.
И утро это,
                    когда рассвело,
в счастье мое, как начальный камень,
вошло поездами пришедшими
                                                     и залегло
ручьем, пробивающимся рывками,
деревом, выбеленным набело,
и белокаменными облаками.
1946

33. ЗИМОЙ

Синеет небо.
                       Падает капель,
и тени голубеют на снегу,
зеленая стоит в сугробе ель, —
соединить всё вместе
                                        не могу.
Ты рядом не такая,
                                     как вдали.
Я мысленно подальше ухожу.
Молчи,
              я на другом краю земли,
воспоминаньем смутным дорожу.
Вот вспоминаю всю тебя мою,
придумываю мысленно опять,
как ты опять
                       в заснеженном краю
не устаешь меня живого ждать.
Твое письмо давнишнее беру:
«Благополучно всё. Пиши. Привет»,
Приписываю твоему письму
всё то,
             о чем в письме
                                           ни слова нет,
Я мыслью дом домой перенесу,
в мечте
              письмо в свиданье претворю,
все яблони твои
                             в моем лесу
я поселю
                  и разожгу зарю.
Все строчки истолкую, как хочу,
из равнодушья твоего слеплю
любовь.
За эту вольность я плачу
тем,
          что из нас двоих
                                           один люблю.
Но я устал от выдумки своей,
фантазия устала, не могу.
Летит капель с заснеженных ветвей,
и голубеют тени
                           на снегу.
1955

34. ЖАЖДА

А дождь всё тот же
                                     бьет по стеклам,
по наклоненным ветром кленам,
по мостовым,
                          мостам промоклым,
по лицам,
                 жаждой опаленным.
Какою жаждой?
                          Той, что гулом
в груди тревожно зародится,
тревожит,
                       гонит в переулок
и заставляет торопиться.
Куда?
        Просить тебя: не надо
так запираться в отдаленье,
бежать, ловить деревья сада
и водосточных труб колени.
Зачем?
              Найти тебя под ливнем,
и увести,
и косы выжать.
Чтобы навовсе стать счастливым,
сложнее,
                   чем счастливо выжить.
<1955>

35. ГОДЫ

Молодость твоя —
                                   секрет
моего расцвета.
То не разность наших лет,
а единство это.
На двоих у нас одна
молодость и старость.
Эта
        жизни глубина
мне с тобой досталась.
И дана возможность мне,
выбор дан безбрежный —
жить на разной глубине
нашей жизни смежной.
Облюбую год любой
в нашей общей кассе.
Хорошо мне так с тобой:
десять лет в запасе!
Жить хочу
                и жить могу
с сердцем, туго сжатым.
Я к твоим годам бегу,
вот и —
              в сорок пятом.
И опять бушует стих,
и трубит тревога,
и товарищей моих
рядом —
                 много-много.
Не изменит друг в бою,
недруг — не преграда…
Не стреляйте в грудь мою,
жить мне очень надо!
И опять иду, иду,
не хожу — летаю,
неудачу и беду
на ходу сметаю.
И живется в полный рост,
дышится завидно,
и на много лет и верст
мне дорогу видно.
1955

36. ТЫ

Я представлял любовь такой,
                                                   что ты
во мне заключена,
                                  души не чаешь,
до немоты — моя,
                                       до слепоты.
В слезах
и провожаешь
и встречаешь.
Но нет того,
                    чтоб слепота была.
Так иногда заметишь,
                                        так увидишь!
Откуда смелость возражать взяла,
возьмешь —
                     и самолюбие обидишь.
Считал я:
                 для тебя я —
                                      полный свет.
Что ни скажу —
                        всё так, а не иначе.
Ты любишь —
                          значит,
                                          выше,
                                                    лучше нет
того, что я могу,
того, что значу!
А ты мне иногда:
                       «Не то, мой друг,
тут сдал,
              а надо выше,
                                    проще,
                                                      дальше…»
Ты можешь при других отметить вдруг
неверный шаг,
смахнуть пылинку фальши.
Обида стукнет в сердце иногда:
мне собственного критика не нужно!
Ты засмеешься,
                             глянешь, как всегда,—
и вновь
                 моя обида безоружна.
Мне думалось:
                      ты за моей спиной
пойдешь теперь
                           безмолвницей бескрылой.
Через ручьи перенесу весной
и к солнцу донесу,
                            играя силой.
Опять не так.
                       Смотрю —
                                   к руке рука,
плечо — к плечу.
Своим лукавым взглядом
сигналишь мне:
                            «Дорога широка!»
И всё идешь,
идешь
со мною рядом.
Вот ты какая!
Ты поймешь меня,
скажу,
           что ты и жизнь —
                                         предельно схожи,
И замечаю я:
                      день ото дня
ты всё необходимей, всё дороже.
Любви для всех —
                             подозреваю я —
готовой нет.
                     Ее слагают сами.

Рекомендуем почитать
Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)