Стихотворения и поэмы - [3]

1974

* Выходя на дорогу, душа оглянулась: *

Выходя на дорогу, душа оглянулась:

Пень иль волк, или Пушкин мелькнул?

Ты успел промотать свою чистую юность,

А на зрелость рукою махнул.

И в дыму от Москвы по Хвалынское море

Загулял ты, как бледная смерть…

Что ты, что ты узнал о родимом просторе,

Чтобы так равнодушно смотреть?

1975

Прощальный жест

Зачем ты его обнимала,

Махала с печальных полей,

Как будто туман разгоняла?..

Туман становился плотней.

Он занял скользящее место

В пространстве, лишённом тепла.

Но тайна прощального жеста,

Мерцая, обратно звала.

Развеять дорожную скуку

Помог ему князь темноты,

Что дёргал какую-то куклу,

И кукла махала — и ты…

Годами окно протирала,

Рука уставала мелькать,

Как будто туман разгоняла,

Который нельзя разогнать.

1976

Знамя с Куликова

Сажусь на коня вороного —

Проносится тысяча лет.

Копыт не догонят подковы,

Луна не настигнет рассвет.

Сокрыты святые обеты

Земным и небесным холмом.

Но рваное знамя победы

Я вынес на теле моем.

Я вынес пути и печали,

Чтоб поздние дети могли

Латать им великие дали

И дыры российской земли.

1977

* Я пил из черепа отца *

Я пил из черепа отца

За правду на земле,

За сказку русского лица

И верный путь во мгле.

Вставали солнце и луна

И чокались со мной.

И повторял я имена,

Забытые землей.

1977

* Ты зачем полюбила поэта *

Ты зачем полюбила поэта

За его золотые слова?

От высокого лунного света

Закружилась твоя голова.

Ты лишилась земли и опоры.

Что за лёгкая тяга в стопе?

И какие открыло просторы

Твоё тело и в нём и в себе?

Он хотел свою думу развеять,

Дорогое стряхнуть забытьё.

Он сумел небесами измерить

Свой полёт и паденье твоё.

Он уже никогда не вернётся,

След его заглушила трава.

Ты заплачешь, а он отзовётся

На свои золотые слова.

1977

* На тёмном склоне медлю, засыпая, *

На тёмном склоне медлю, засыпая,

Открыт всему, не помня ничего.

Я как бы сплю — и лошадь голубая

Встает у изголовья моего.

Покорно клонит выю голубую,

Копытом бьёт, во лбу блестит огонь.

Небесный блеск и гриву проливную

Я намотал на крепкую ладонь.

А в стороне, земли не узнавая,

Поёт любовь последняя моя.

Слова зовут и гаснут, изнывая,

И вновь звучат из бездны бытия.

1977

Посох

Отпущу свою душу на волю

И пойду по широкому полю.

Древний посох стоит над землей,

Окольцованный мёртвой змеей.

Раз в сто лет его буря ломает.

И змея эту землю сжимает.

Но когда наступает конец,

Воскресает великий мертвец.

— Где мой посох? — он сумрачно молвит,

И небесную молнию ловит

В богатырскую руку свою,

И навек поражает змею.

Отпустив свою душу на волю,

Он идёт по широкому полю.

Только посох дрожит за спиной,

Окольцованный мёртвой змеей.

1977

Тегеранские сны

Вдали от северных развалин

Синь тегеранская горит.

— Какая встреча, маршал Сталин!

Лукавый Черчилль говорит.

Я верю в добрые приметы,

Сегодня сон приснился мне.

Руководителем планеты

Меня назначили во сне!

Конечно, это возвышенье

Прошу не принимать всерьёз…

— Какое, право, совпаденье, —

С улыбкой Рузвельт произнёс.

В знак нашей встречи незабвенной

Сегодня сон приснился мне.

Руководителем Вселенной

Меня назначили во сне!

Раздумьем Сталин не смутился,

Неспешно трубку раскурил:

— Мне тоже сон сегодня снился —

Я никого не утвердил!

1978

Вечный снег

У костра под ворчание пса

Пастуха одолела дремота:

Он услышал в горах голоса

И прерывистый стук пулемёта.

«Это сучья трещат!» Поутру

Огляделся: овец не хватает.

Непричастная злу и добру,

Вечным снегом вершина блистает.

Но очнулся старик наконец

От сиянья, идущего с неба,

По следам запропавших овец

Он добрался до вечного снега.

Он увидел овец — и солдат,

Полегли и свои и чужие

Много лет или больше назад

И лежат меж овец, как живые.

Может быть, это сон поутру?..

Но овца в изголовье стояла,

Непричастная злу и добру,

И замёрзшие слезы сбирала.

Видно, плакал далёкий юнец,

Не сдержался от страха и боли,

Превратился солдат в солонец…

Вон, благая, из этой юдоли!

Обошёл он овец и солдат,

А солдаты лежат, как живые,

Много лет или больше назад

Ждут и смотрят — свои и чужие.

От густого дыханья овец

Пробудились замёрзшие звуки,

Отодвинулся страшный конец,

И оттаяли крестные муки.

И раздался неистовый свист

Там, где в вечность упала граната.

Старый по снегу кинулся вниз

И ожёг своим телом солдата.

И протаял, как искра во мгле,

Хриплый голос далёкого брата:

«Знайте правду: нас нет на земле,

Не одна только смерть виновата.

Наши годы до нас не дошли,

Наши дни стороной пролетели.

Но беда эта старше земли

И не ведает смысла и цели…»

После долго старик вспоминал,

Ничего, кроме правды, не вспомнил,

Ничего, кроме правды, не знал,

Ничего, кроме правды, не понял.

Кто там был? Он мудрец иль святой?

Пал, как все, безымянным героем.

Все легли под небесной плитой.

Все молчат перед вечным покоем.

1978

Вина

Мы пришли в этот храм не венчаться,

Мы пришли этот храм не взрывать,

Мы пришли в этот храм попрощаться,

Мы пришли в этот храм зарыдать.

Потускнели скорбящие лики

И уже ни о ком не скорбят.

Отсырели разящие пики

И уже никого не разят.

Полон воздух забытой отравы,

Не известной ни миру, ни нам.

Через купол ползучие травы,

Словно слёзы, бегут по стенам.

Наплывают бугристым потоком,

Обвиваются выше колен.

Мы забыли о самом высоком

После стольких утрат и измен.

Мы забыли, что полон угрозы

Этот мир, как заброшенный храм.

И текут наши детские слёзы,