Стихотворения и поэмы - [42]

звенит твой многострунный саз, как будто жизнь сама поет.

Вслед за Мехри и Надирой, Зебинисо и Увайси

ты новым факелом зажглась — и к новой жизни он зовет.

Когда на радость людям ты с утра берешься за перо,

сиянью светлого ума дивится солнечный восход.

На крыльях радостных надежд в грядущий мир устремлена,

летит к Плеядам песнь твоя и с неба звезды достает.

В твоих твореньях — пенье струн, свет, озаряющий сердца,

твой тонкий ювелирный труд пленительней из года в год.

Как зеркало твоя душа, в ней отразился весь Восток,

за щедрый, солнечный талант благодарит тебя народ!

1965

Перевод С. Северцева

МЕТАНИЕ ЯБЛОКА

(Песня хорезмских девушек)

Мои косы волнисты, как волны Аму,

а зрачки от волнения зыбче волны.

Эй, джигит! Еще яблока я никому

не бросала по правилам старины.

Прямо к сердцу хорезмской девчонки стартер

подключи, комбайнер! Это сердце — огонь.

А язык у хорезмской девчонки остер.

Что, не веришь мне, Джуманияз? Ну-ка, тронь!

Там, где хлопок, нельзя хлопотать без души,

а в твоей нынче столько любви и добра…

Матназар, так кого же ты выбрал, скажи,

черноглазый, с бровями — как шерсть у бобра…

Если это — красивая Мамашариф,

не тревожься, по девушкам взглядом скользя.

Вас и в песне и в наших сердцах поженив,

завтра будем женить и взаправду, друзья!

Когда кончено дело, приходит пора

спелых яблок, цветов и счастливой любви.

Пусть метание яблок всего лишь игра,

я тебе его брошу не в шутку. Лови!

1965

Перевод Р. Казаковой

РОДИНЕ

О Родина, земля, Отчизна золотая,

ищу тебе слова,

                           руду свою дробя…

В залитый солнцем мир мечтою залетая,

я с детства

                   матерью

                                    именовал тебя.

Я знал, что от тебя — тепло души и тела,

и воздух в легких весь,

                                      и сила слов и мышц;

и если пелось мне — то это ты мне пела,

а если я лечу —

                                ты мой полет стремишь!

И спетой песни звук, воды испитой сладость

останутся в душе,

                             навек в нее запав;

и, силу мне даря,

                              ты не простишь мне слабость,

коль растранжирю зря

бесценных дней запас!..

И шли года мои.

                            А их немало было!

И май надежд моих

                                     сменил июль забот.

Снял урожай сентябрь.

                                          И поздний час пробило.

Дохнуло январем: итог подводит год.

Мать-родина, но ты ведь

                                           тоже стала старше!

И радость и беда

                               в прошедшем стали в ряд…

А я гляжу вокруг — и вижу: ты всё та же!

Да что я говорю — моложе во сто крат!

Сверкают юностью электростанций очи,

и гребень из лучей —

                                       над чащею лесной.

И желтизну пустынь,

                                     и пятна почвы тощей

смываешь ты с лица хлопковой белизной!..

О мать моя земля, Отчизна золотая,

твой самый малый вздох

                                              я мыслью стерегу.

И в давние года мечтою залетаю…

Но «мама» говорить неловко старику!

И я горжусь тобой!

                                  Так дочерью гордишься,

что превзошла отца блистательной судьбой.

О Родина, ты впрямь мне в дочери годишься,

и разве старику

                              угнаться за тобой?

Но слышу я в ответ:

                               «Тебе ль в тиши усесться,

Гафур,

            и ждать, чтоб век

                                          твой садик посетил?

Покуда реки жил в твое впадают сердце,

пусть тают на висках

                                     снега твоих седин!»

1966

Перевод А. Наумова

ПОЭМЫ

КУКАН

Часть первая КУКАН-БАТРАК

1

Так было иль не так, начнем рассказ.

Жил в Чуете хлебороб Маманияз.

Аллаха чтил, имел земли клочок,

где пробегал арычек — ручеек.

Был вдов, уныло дожил до седин.

Одна отрада — подрастает сын.

Решив, что лучше не вступать в колхоз,

колючкой жалкой свой клочок обнес.

И вместе с сыном, одинок и хил,

надсаживался до потери сил.

Он не был, честно говоря, умен:

хотел, чтоб сын таким же был, как он.

Однажды он сказал «Кукан, сынок,

я, кажется, не в шутку занемог.

Дрожу, как тал трухлявый на ветру,

сдается мне, что скоро я умру.

Ты слушай, что я говорю, не плачь,

останутся тебе: земля, омач,

бычок, упряжка, домик наш, арба —

достаточно для божьего раба.

Веди хозяйство бережно. Женись.

Дом без жены не дом и жизнь не жизнь.

Вот так… Сумеешь — землю прикупай.

Старайся стать таким, как Шариф-бай.

Что невдомек — не делай наугад,

спроси у тех, кто знает, кто богат:

у бая, у муллы… Плохого нет —

от мудрых мудрый выслушать совет.

Ну вот и всё», — вздохнул Маманияз.

Потом пришел его последний час.

Оставшись без отца, Кукан сперва

не знал, как быть. Кружилась голова:

всё прожито, кормов пропал и след,

пучка сухой соломы в доме нет.

Подумал, потомился, а потом пошел

за наставленьем в байский дом.

Два раза поклонился и сказал:

«Шариф-ака, что делать, я пропал!

Скажите, как мне справиться с бедой.

Отец мой умер, стал я сиротой.

Поминки, саван — вот и пуст карман,

хоть в петлю лезь: ни денег, ни семян!»

— «Ну, это пустяки, — ответил бай, —

найдем тебе деньжат, не унывай,

но знай: посеешь хлопок — пропадешь.

Работы много, а доходу — грош.