Стихотворения и поэмы - [23]

как эти книжные листы, граничат наши две страны.

Но, возвещая новый день, для нас в один и тот же час

звезда восхода в вышине огнем пурпуровым зажглась.

В алтайских шапочках своих, слегка их сдвинув набекрень,

прекрасны девушки твои, как Алатау в майский день,

миндалевидные глаза полны ума и доброты,

румяны щеки и свежи, как яблоки Алма-Аты.

Я слышал их счастливый смех, — он словно пенье родника.

Как сестры, мне они близки. Да будет жизнь у них легка!

Вчера пустыня здесь была, об этом нам забыть пора.

Земля сокровища таит, она богата и щедра.

Здесь золото, а там свинец, в огнях горит Караганда.

Где мертвый шелестел песок, теперь сады и города.

Как драгоценности в ларце, здесь в глубине лежит металл,

как будто Менделеев здесь свою таблицу открывал.

Светлее солнца самого казахский трудовой народ,

стране дал миллиарды тонн пшеницы золотой народ.

И в дни войны своих сынов благословил на бой народ,

и, верный слову своему, победу празднует народ.

О Казахстан, пускай всегда твои лазурны будут дни.

Будь верен в дружбе, мудр и прост, святой обычай сохрани!

Сегодня всенародный той, и праздник окрылил меня, —

карабаира я взнуздал, неутомимого коня.

С Сабитом состязаться я хочу приехать на айтыс,

там все акыны и певцы республик наших собрались.

О нашей дружбе я спою, ее лучами я согрет,

казахским братьям в этот день Узбекистан прислал привет!

1945

Перевод Т. Стрешневой

РАЗУМ И ПЕРО

Перо, пустой чуждайся фразы,

не отставай и не спеши!

Ты подчиняешься приказам

народа доблестной души.

Гераклу, связанному в яме,

подобен разум в путах тьмы.

Принес нам Ленин ясный самый

свет, озаряющий умы.

Ты наделен чудесной властью,

поэт, петь вольным языком.

Воспой же нам дорогу к счастью

и мудрый ленинский закон.

Когда с народом связь ослабла,

забудь о песнях и молчи.

Ищи в цветах полей и яблонь

от вдохновения ключи!

Не торопись, перо стальное, —

ты у народа в толмачах.

Я вижу небо над страною —

в горячих ленинских лучах.

Когда от жизни изобильной,

друзья, я смертью буду взят,

пусть над холмом моим могильным

перо, как знамя, водрузят.

1945

Перевод В. Луговского

НЕ ЗАБЫТЬ НИКОГДА

Поры грозовой не забыть никогда,

пылающий бой

                         не забыть никогда.

Друзей, чьи сердца закалила война, —

всех призванных в строй

                         не забыть никогда.

Глаза, словно уголь, в котором сверкнул

огонь золотой,

                        не забыть никогда.

Победу добудем! Но наших друзей,

что спят под землей,

                        не забыть никогда.

«Им вечная слава! Да здравствует жизнь!» —

наш клич боевой

                        не забыть никогда.

1946

Перевод Н. Ушакова

СНЕГ ИДЕТ

Бесшумно падает снежок —

гусиный пух летит кружась.

Природы зимний сон глубок,

снег на твои ресницы лег,

вздохнешь — и он слетит тотчас.

Ручей оделся звонким льдом…

Слегка прищурясь, смотришь ты:

светло и празднично кругом,

гонимы легким ветерком,

летят снежинки с высоты.

Белы сады, земля бела.

Забудь, что здесь луга цвели,

снежинки вьются без числа,

как будто снежная игла

снует вблизи, снует вдали.

Кидают наземь облака

жемчужинок летучий рой.

Оделись ветки лозняка

прозрачной, хрупкою корой.

Как через сито снег частит,

и каждый кустик, каждый склон

сверкает, искрится, горит,

мерлушкой белой опушен.

Иль это девушка, шаля,

письмо возлюбленного рвет?

Нет, это первый снег идет,

сердца народу веселя.

И каплей масла в молоке

желтеет солнца круглый глаз.

С летящей мглой земля слилась,

огранки правильной алмаз

дрожит и тает на руке.

Окно закрыли звезды мне,

их много,

                 им потерян счет…

Весь мир в серебряном огне.

Пишу стихи я.

                        Снег идет.

1946

Перевод Т. Стрешневой

ТАШКЕНТ («Заря на темный небосвод живую краску льет…»)

(12 ноября, 6 часов утра, 1946 г.)

Заря на темный небосвод живую краску льет,

Венера, ясная звезда, светлеет поутру.

И воробьеныш на стрехе готовится в полет,

и в ранних хлопотах снует старуха по двору,

и ото льда вода в арыке синяя с утра,

и побелели кудри трав от инея с утра.

Суворовцев высокий дом с асфальта подобрал

свою разостланную тень, и вновь светла панель.

И фанфарист: «Подъем! Подъем!» — надувшись, заиграл,

и Саша щеткой что есть сил шерстит свою шинель.

В весенней утренней заре такая бодрость есть.

И в маленькой его груди кутузовская гордость есть.

Лишь час назад начав свой путь на площади Ходры,

трамвай прогрохотал перед крыльцом у нас.

И круглый месяц, чтоб заснуть тихонько до поры,

с трибуны неба, побледнев, скатился и угас.

С «Текстиля» слышен бас гудка — настал работы срок.

И шум Бозсу издалека доносит ветерок.

Как длинный черный караван меж солнечных лучей,

плывет мазутный жирный дым, а хлебокомбинат

всю ночь без устали шумел, и от его печей

струится сытости, тепла и счастья аромат.

Угля трещат в печи торцы, уж хлебы подошли

В райпищеторге продавцы прилавки подмели.

Окутавший аэродром серебряный туман,

рыча, пропеллеры секут и режут на куски.

И самолетов косяки плывут из дальних стран.

Над изобильною землей пути их высоки.

«Снесите, соколы, от нас друзьям большой салам.

Москва? Кавказ? В счастливый путь летите, братья, к нам!»

Машины, раздвигая лбом сияющий рассвет,

гудят на весь Узбекистан, друг друга обходя;

и хлопок, бел, как горный снег, как яблоневый цвет,