Стихотворения и поэмы - [23]

От недругов спасать, беречь и холить,

Ужель они теперь обречены

Твоим судом жестоким, без вины,

Низвергнутыми быть в огонь кипящий

За грех, мне одному принадлежащий?

Но вряд ли утешенье я найду,

Когда цепями их скуют в аду.

Будь это пригоршня экю – туда им

Дорога! – ибо сей товар снедаем

Французской хворью: немощен и худ,

Помят и бледен, краше в гроб кладут.

К тому же (что за умысел злодейский!)

Обрезаны они по-иудейски.

Будь это горсть испанских золотых,

Бродяг отъявленных, проныр лихих,

Без промаха стреляющих пистолей,

Заряженных папистов злою волей,

Печатей тайных, коим власть дана,

Как пентаграмме в книге колдуна,

Разъединять и смешивать стихии,

Презрев законы божьи и людские,

Монет, что, словно реки – материк,

Пронизывают мир, – от чьих интриг

Французская земля опустошилась,

Шотландия не в меру возгордилась

И Бельгия истерзана лежит, —

Жалеть их было б, точно, срам и стыд!

Будь это злато, коим обольщенный,

Пытается Алхимик прокопченный

Извлечь первичный дух из мертвых тел

И минералов, – я бы пожалел

Плевка, чтоб остудить тот пламень лютый,

В котором варятся такие плуты.

Но ангелов невинных бросить в печь?

Моих бойцов, банкиров, слуг – обречь

На муки? Чтобы гибель их лишила

Меня еды, а следственно и пыла

Любовного? Не дай им так пропасть!

Ведь и твоей любви ушла бы часть.

Пусть лучше с крепкой глоткою глашатай,

Грошовой удовольствовавшись платой,

На перекрестках примется вопить,

Стремясь в нашедшем совесть разбудить.

Отправь меня к какому-нибудь магу,

Который, исчертив кругом бумагу

И небо разделив на сто Домов,

Вместил в них столько шлюх, проныр, воров,

Что для себя там не оставил места, —

Хоть сам он слеплен из того же теста.

Когда ж с вершины мудрости своей

Он провещает, что потери сей

Не возвратить, яви пример смиренья,

Зане его есть голос Провиденья.

Ты говоришь: мол, и цепочкой став,

Не переменит злато свой состав.

О да, и падшим ангелам осталась

Их мудрость, – но к добру она не сталась.

Те, что в нужде служили мне поднесь,

Пойдут твою отныне тешить спесь:

Ведь форма дарит бытие. Ужели

Не пожалеешь ты, на самом деле,

Сих Ангелов, чей блеск давно затмил

Достоинства Властей, Господств и Сил?

Но нет! ты непреклонна. Подчиняюсь.

Как мать в холодный гроб кладет, отчаясь,

Свое дитя, а с ним и жизнь свою, —

Сих мучеников предаю огню.

О вестники судьбы благовестящей,

Частицы силы, все вокруг живящей!

Зачем вас Рок тому не подарил,

Кто только б вас любил, боготворил,

Ходил в отрепьях, глад и хлад изведал,

Кто умер бы скорей – но вас не предал?

Да научусь я, грешный, в скорби сей

Беречь последних горсточку друзей!

Но ты, присвоивший добро чужое,

Тебя я ненавижу всей душою!

Страшись: я на тебя кладу клеймо

Тяжелым, словно золото само,

Проклятием! В цепях влачись до смерти;

Пусть в ад за цепь тебя утащат черти;

Пусть жажда золота тебя толкнет

К измене, а потом – на эшафот;

Пусть от свечи, пропитанной отравой,

Покроешься испариной кровавой;

Или за фразу в найденном письме

Подвергнут будешь пытке и тюрьме;

Пусть хворь гнилая, нажитая блудом,

Измучит плоть твою бессильным зудом.

Пускай вся скорбь, все дьявольское зло,

Что золото на свет произвело —

Долги, подагра, старость, разоренье,

Любовь, женитьба, кораблекрушенье —

Тебя постигнут, и в последний час

Узришь всю мерзость, в коей ты погряз.

Беги от этой участи плачевной!

Вернув браслет, вернешь покой душевный.

Но ежели недуг твой излечим

Лишь золотом, – так подавись же им!

РАЗЛУКА С НЕЮ

Она уходит… Я объят тоскою…

О Ночь, приди, меня окутай тьмою

И тенью ада сердце мне обвей:

Я обречен страдать в разлуке с ней.

Закован я в тоски тугие звенья,

Они страшней, чем адские мученья.

И помыслы мои черны, мрачны,

Как ты, о Ночь, без звезд и без луны.

Могу с тобою мраком поделиться,

Сказав: Заря теперь не загорится!

Хочу быть зрячим, но под гнетом бед

Огонь в груди – единственный мой свет.

Любовь – соединенье света с тьмою,

Ее триумф нам сделался бедою.

Уж не из-за ее ли слепоты

Друг друга мы не видим, я и ты?

Ужель нас покарать жестоко надо

За нарушенье должного обряда?

Ужель предать ты пыткам хочешь нас,

Себе даруя праздник каждый раз?

О нет, вина моя, моя расплата,

Хоть и судьба здесь в чем-то виновата.

Меня сперва лишь милый облик влек,

Теперь я ввергнут в горестей поток.

И лишь на миг по наважденью злому

Вдруг к яблоку приник я золотому,

Я только каплю уловил в волне

И был богатым лишь в неверном сне.

Любовь слепая, ты чему нас учишь?

За грех мой ты мою голубку мучишь,

И, в ярости жестокой правоты,

Мои терзанья ей даруешь ты.

Вот так разит с паденьем фаворита

Его семью и всех друзей Фемида.

Мгновенной молнией ты в первый раз

Зажгла палящее желанье в нас,

И мы вздыхали, таяли и млели,

Хоть пламя слить еще мы не успели.

Ты повела нас дальше за собой

Опасной, неизведанной тропой,

Где ждали нас ловушки и шпионы,

И твой супруг, враждебный, воспаленный

От ревности, как страж у врат тюрьмы…

Все это стойко выдержали мы!

В часы тревог друзья нас охраняли,

Украдкой от врагов мы письма слали,

Ловя на миг, одолевая страх,

Блаженство в поцелуях и словах.

Все диалекты в наш язык вместились,

Мы говорить глазами научились,

И под столом шел часто диалог —

Его вели мы при участье ног.

Но разве бледность щек, сердец биенье

Не наших ли секретов разглашенье?