Стихотворения и поэмы - [14]

Шрифт
Интервал

Г. Асатиани †

Г. Маргвелашвили

СТИХОТВОРЕНИЯ

РАННИЕ СТРАНИЦЫ

1. Под дождем. Перевод С. Спасского

Мы двигались к югу от гор.
                                             Черный ворох
туч с запада вырвался.
                                    Неба простор
обрушен.
              Он в стон превратился и в шорох.
И гулы дождя разбрелись между гор.
Мы замерли.
                    Мы напряглись, будто стебли.
Мы — стрелы травы на полях.
                                                 Далеки
от крова дерев.
                        Струны бури окрепли
под ветром.
                   Звон капель — как песня тоски.
Нас бьют эти тяжкие слезы.
                                             И тучи,
сгустившись, нисходят с высот.
                                                    Но молчи.
Дай руку и вслушайся.
                                    Будто тягучий
из далей доносится плач кяманчи.
Мокры эти струны.
И что тут вначале?
Дождем ли развернута грусть.
                                                Или речь
дождя —
                 порожденье шуршащей печали.
Мы вымокли.
                      Как мне тебя уберечь?
Дорога вся в шелестах.
                                     Небо сырое
внедряется в душу.
                               Нет, мы не горды.
Хрупка ты
                 в сравненье с дождем и горою.
Вся вздрагиваешь от холодной воды.
Поля принимают пустыми глазами
мрак облачный.
                         О, если б дождь, уходя,
тоску мою взял!
                          Кто-нибудь за горами,
наверно, заждался такого дождя.
А он словно плащ по полям.
                                              Прогони же,
день, эту унылую непогодь с круч.
Вот ветки и те нагибаются ниже,
мечась: «Мы хотим быть сухими, как луч».
И капли колотят листов оперенье,
алмазами прыгают.
                              Где мы идем?
Мы слепнем.
Что наше бессильное зренье?
Как спрятаться телу под этим дождем?
Нам нужно стать шелестом листьев.
                                                          Родная,
спаси меня!
                   Грозно ненастье.
                                               Но там
вскрывается небо, присоединяя
свою синеву к возбужденным листам.
И нас утешает дорога.
                                    И капли
стекают с одежды.
                              Скорее бы вновь
просохнуть.
                   Мы в поле от бури ослабли,
но не ослабела от бури любовь.
Прямым кипарисом воздвигнуто тело
твое.
        Оно движется.
                               Грузную мощь
пространства и дождь оно выдержит
                                                            смело,
но я виноват, что завел тебя в дождь.
Приблизься ко мне.
                                Обними.
                                              Дождь влачится
еще.
       Только совесть со мною и ты.
Ты вымокла вся до последней частицы,
до атомов нежности и чистоты.
О, если б, насытясь ненастьем, я бездны
исследовать бросил…
                                    Мы шли вдоль полей.
И шли облака по дорогам небесным.
Шел пар от пылающей кожи твоей.
И влажное платье к ногам прилипало.
А день умирал у твоих каблуков.
И небо просило прощенья.
                                           Устало
отары брюхатых влеклись облаков.
Лишь мы еще в мире мокры.
                                               И не скоро
мы станем сухими, как были вчера.
Нам дождь, будто ветер, пронизывал поры.
Просторы стонали.
                               Чернела гора.
1925

2. В поисках тени. Перевод Е. Евтушенко

Зачем ты так? Зачем ты это сделала?
В Манглиси ты, как дерево, росла,
ты тень свою дарила мне, как дерево,
и тень свою с собою унесла.
В твоей тени я всё тебе выкладывал.
Свои надежды, молод и упрям,
пристраивал, как лозы виноградные,
к высоким и раскидистым ветвям.
Но эти ветви были только маскою,
и вот расстались, не простившись, мы.
С тобой зима была такая майская,
а нынче май — как пасынок зимы.
Я крепостью на скалы и расселины
гляжу над одичалой крутизной,
и, как знамена, пулями простреленные,
мои раздумья реют надо мной.
Мрачнеют башни, в облака одетые,
и бродит ворон, черный, как монах,
и твое имя, от тебя отдельное,
порхает в развалившихся стенах.
Мне чудится, что ржанье где-то слышится,
и я навстречу ржанию иду,
иду, и горы в сумерках колышутся,
как бы горбы верблюжьи на ходу.
Исполненный величья и ничтожества,
несчастный и счастливый вместе с тем,
внизу — я вижу — город суматошится…
Кому ты даришь в нем сегодня тень?
А ты всё дальше, за хребты последние.
Остановись! На север не спеши!
Любовь моя такая малолетняя,
но ведь она — росток моей души.
Душа кричит и плачет, обезверенная.
Себя я на плечах своих тащу,
грущу, и сам, как тень твоя потерянная,
потерянную тень свою ищу.
Я по тебе тоскую, как по юности.
Тебя вернуть, как юность, я хочу.
Сначала я кричу, потом пою уже,
но не пойму — пою или кричу.
Взбираюсь на вершину, мхом поросшую.
Печально птицы слушают меня…
Но ты — ты слышишь песнь мою, похожую
на ржанье одинокого коня?!
1926
Тбилиси

3. Описание весны и быта. Перевод П. Антокольского

Вот комната. Солнце. Жилое тепло.
Зеленое пекло в распахнутых окнах.
В еще не проветренном мире светло.
Он плавает в матовых ватных волокнах.
Продолжить чтение
Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.

Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.

Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.

Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)