Стихотворения - [11]

То, что называется любовью.

Октябрь — ноябрь 1942

Звонок

Однажды на крыльце особняка

Стоял мальчишка возле самой двери,

А дотянуться пальцем до звонка

Никак не мог — и явно был растерян.

Я подошел и говорю ему:

— Что, мальчик, плохо? Не хватает

   роста?..

Ну, так и быть, я за тебя нажму.

Один звонок иль два? Мне это просто.

— Нет, пять! —

   Пять раз нажал я кнопку.

А мальчик мне:

   — Ну, дяденька, айда!

Бежим! Хоть ты большой смельчак, а

   трепку

Такую нам хозяин даст, — беда!

Декабрь 1942

Раб

Поднял руки он, бросив винтовку,

В смертном ужасе перед врагом.

Враг скрутил ему руки веревкой

И погнал его в тыл под бичом,

Нагрузив его груза горою,

И — зачеркнут он с этой поры.

Над его головой молодою

Палачи занесли топоры.

Словно рабским клеймом ненавистным,

Он отмечен ударом бича,

И согнулось уже коромыслом

Тело, стройное, как свеча.

Разве в скрюченном этом бедняге

Сходство с воином в чем-нибудь есть?

У него ни души, ни отваги.

Он во власти хозяина весь.

Поднял руки ты перед врагами —

И закрыл себе жизненный путь,

Оказавшись навек под бичами,

И что ты человек — позабудь!

Только раз поднял руки ты вверх —

И навек себя в рабство ты вверг.

Смело бейся за правое дело,

В битве жизни своей не жалей.

Быть героем — нет выше удела!

Быть рабом — нет позора черней!

Январь 1943

Простуженная любовь

Влюбился я. Давно случилось это —

В былые годы юности моей.

Любви цветок, как говорят поэты,

Раскрылся даже в стужу зимних дней.

И вдруг судьба послала наказанье.

Я насморк на морозе получил.

Но к девушке любимой на свиданье

К назначенному часу поспешил.

Сидим вдвоем. Ищу платок в кармане

И как назло не нахожу его.

Кружится голова в сплошном тумане,

Течет ручей из носа моего…

Я духом пал. Как поступить, не знаю.

Язык не произносит нужных слов.

С трудом шепчу: «Люблю тебя,

   родная!» —

А сам чихаю и чихаю вновь.

Сидел бы я спокойно, не чихая,

Как рыба был бы нем. Но вот беда:

Когда влюбленно, глубоко вздыхаю,

Мой нос свистит протяжно, как дуда.

Какой позор! Не в силах передать я

Все то, что было в памятной ночи.

Дивчину заключив в объятья,

Я говорил — Апчхи… тебя… апчхи!

В смешные рассуждения пускался,

С ее руками я свои сомкнул.

Неосторожно вдруг расхохотался

И на нее, на милую, чихнул.

От гнева вспыхнуло лицо любимой.

Она платком закрылась. Понял я,

Что лучшие деньки невозвратимы,

Что лопнет, как пузырь, любовь моя.

Не плача, не смеясь, она сказала,

И всколыхнула боль в моей груди:

— Молокосос!

Ты нос утри сначала!

Ко мне на километр не подходи!

Она ушла, сверкнув прощальным

   взглядом,

Ушла, не думая простить.

В аптеку я направился — за ядом,

Считая, что не стоит больше жить.

Бежал не чуя ног, чтобы навеки

Забыться в безмятежном сне,

И труд мой даром не пропал; в аптеке

От насморка лекарство дали мне.

С тех лор не грезил я о кареглазой,

Мы не встречались после. Все прошло.

Избавиться от двух болезней сразу

Аптечное лекарство помогло.

Я коротаю старость на чужбине.

Года промчались, жар остыл в крови.

Эх, дайте ту, простуженную! Ныне

Тоскую даже по такой любви.

Март 1943

Влюбленный и корова

Мне без любимой белый свет не мил,

В ее руках — любовь моя и счастье.

Букет цветов я милой подарил —

Пусть примет он в моей судьбе

   участье.

Но бросила в окно она букет, —

Наверно, я не дорог чернобровой.

Смотрю — мои цветы жует корова.

Мне от стыда теперь спасенья нет.

…Корова ест цветы. А той порою

Парнишка весь досадою кипит.

И вот,

   качая головою,

Корова человеку говорит.

— Напрасно горячишься. Толку мало.

Присядь-ка ты. Подумай не спеша.

Когда бы молоко я не давала,

Была б она так хороша?

Она кругла, свежа с моей сметаны.

Какие ручки пухлые у ней!

Как вешняя заря, она румяна,

А зубы молока белей.

Притихшему влюбленному сдается:

Права корова. Разве ей легко? —

Ведь на лугу весь день она пасется,

Чтоб принести на ужин молоко.

Утешился парнишка. Этим летом

Цветы он близ речушки собирал.

А после к девушке спешил с букетом,

Но все цветы корове отдавал.

— Ну, так и быть. Буренку угощаю.

Иной любви, нет, не желаю сам.

Я счастлив оттого, что дорогая

Пьет молоко с любовью пополам!

Не позже мая 1943

Последняя песня

Какая вдали земля

Просторная, ненаглядная!

Только моя тюрьма

Темная и смрадная.

В небе птица летит,

Взмывает до облаков она!

А я лежу на полу:

Руки мои закованы.

Растет на воле цветок,

Он полон благоухания,

А я увядаю в тюрьме:

Мне не хватает дыхания.

Я знаю, как сладко жить,

О сила жизни победная!

Но я умираю в тюрьме,

Эта песня моя —

   последняя.

Август 1943

Сон в тюрьме

Дочурка мне привиделась во сне.

Пришла, пригладила мне чуб ручонкой.

— Ой, долго ты ходил! — сказала мне,

И прямо в душу глянул взор ребенка.

От радости кружилась голова,

Я крошку обнимал, и сердце пело.

И думал я: так вот ты какова,

Любовь, тоска, достигшая предела!

Потом мы с ней цветочные моря

Переплывали, по лугам блуждая;

Светло и вольно разлилась заря,

И сладость жизни вновь познал

   тогда я…

Проснулся я. Как прежде, я в тюрьме,

И камера угрюмая все та же,

И те же кандалы, и в полутьме

Все то же горе ждет, стоит на страже.

Зачем я жизнью сны свои зову?

Зачем так мир уродует темница,

Что боль и горе мучат наяву,

А радость только снится?

Сентябрь 1943

Ты забудешь

Жизнь моя перед тобою наземь

Упадет надломленным цветком.

Ты пройдешь, застигнута ненастьем,