Стихотворения - [31]

и отныне ты к тайне ведом...

Если женщина входит в твой дом...

1995

МАТЬ СОЛДАТА

В декабре погиб в Ичкерии солдат

от свинца ли, от чеченского ножа.

Он не знал, что не воротится назад...

Удивленный на спине в грязи лежал.

Мать узнала, онемела. И без сна

потекло житье, как черная река.

Но ни разу не заплакала она -

очи высушила смертная тоска.

И приехал к ней однажды генерал,

и медальку ей красивую привез.

О войне ей о чеченской рассказал,

выпил горькой и расстроился до слез.

Отомстили мы за сына твоего!

Сто чеченцев в свою землю полегли!

Мать солдата не сказала ничего,

только слезы её тихо потекли.

Налила ему печалицы в стакан.

Видно, ты не поумнеешь, генерал!

Сотня женщин - и у каждой был пацан,

значит, двести ты, не сто, поубивал.

Эту весть ты понапрасну мне принес...

А теперь езжай обратно поскорей!

Ей на сына не достало горьких слез,

но хватило на чеченских матерей.

Пой песню, пой!

Пой, пока живой.

Если ты не сын начальнику, не брат,

за Россию, как герой, умрешь, солдат.

1995

НАХОДЯСЬ ДАЛЕКО

Этот пропуск с названьем - Обратный Билет

я ношу талисманом, покуда,

опьянев от пространства Одной-Из-Планет,

не вернусь а наше Горе-И-Чудо.

Я дожил до развала Счастливой Тюрьмы,

где Весь Мир - только Кухня и Книги,

где опальный поэт так возносит умы,

что листают его и ярыги.

Не сбылась ни вождей, ни волхвов ворожба-

развалилась малина на доли.

Нет на свете чудеснее жизни Раба,

что Историей пущен на Волю.

И когда под крылами плывут города,

океаны и пар поднебесный,

я как Ангел живу, что не знал никогда

ни начальства, ни Русского Беса.

За Свободу и Правду я страхом плачу

и тревогою их убиенья.

Я боюсь, что стране моей не по плечу

этой Воли святые мученья.

Так и мечешься между лицом Палача,

что тебе обещает Порядок,

и пространством, где Солнце - всего лишь свеча

между ямбами вспаханных грядок.

Ни любви, ни заботы ни разу мне

не досталось от спящей России...

Сны такого великого разума

порождают чудовищ спесивых.

1995

АФГАНСКАЯ РАНА

Один ли вконец поглупевший старик

решил азиатскую склоку,

а может быть, цепью ходов и интриг

мы втянуты в эту мороку?

И вот в мусульманскую гниль и жару

мальчишки из русских провинций

уходят и гибнут там не на миру

за царскую чью-то провинность.

А те, кто вернулся в родные места,

живут как незваные гости...

Кругом воровство, ни на ком нет креста,

и больно от срама и злости.

А честный народ, ненавидя войну

и труся, в домашнем халате

слегка философствуя, ищет вину

в подбитом, нецелом солдате.

Болит к непогоде в плече и в боку,

и культя протезом намята,

но мать будет плакать не раз на веку

от счастья, что видит солдата.

А тот, кто пропал

(ох, дай Бог, не в плену!) -

для матери вечное горе.

Отца ее тоже убило в войну...

История дышит в повторе.

Троих сыновей я для жизни рощу

и думаю часто за полночь -

вдруг чаша не минет - я их отпущу

куда-то кому-то на помощь...

А слава Отечества (где же она?)

не стоит единственной тризны.

И только свобода, свобода одна

достойна и смерти, и жизни.

1996

Стихи по алфавиту

АМЕРИКА

Я уехал на стареньком велико

со двора моей юности в жизнь...

Не хочу я тягаться с Америкой,

я хочу с этой теткой дружить.

Там джазмены гуляют с джазменшами,

Каунт Бейси и Эллингтон Дюк,

там обходятся с братьями меньшими

выше уровня наших услуг.

Приглашаю я Рональда Рейгана

в многодетную нашу семью -

за закуской мы вместе побегаем,

за бутылкой я сам постою.

Мы с ним сядем на кухне под лампочкой

и споем мы «Ви шел оверкам».

Вытрет столик жена моя тряпочкой

и заварит грузинского нам.

Пусть мой Петька на нем покатается,

Пашка сбацает буги и рок,

мы не ссоримся даже с китайцами,

и у нас много общих тревог.

Мы покурим на Пушкинской в скверике

(благо будет он инкогнито),

а потом он уедет в Америку,

аэрлайном махнет в Вашингтон.

Так похожи луга и холмы ее

на российских широт малахит...

Не она нас пугает, а мы ее,

говоря - Коммунизм победит!

Мы держава большого масштаба, но

жизни золотом платим за миф...

Никого побеждать нам не надобно,

кроме нас же, представьте, самих.

Нас боятся там, брат, до истерики,

мы страшней, чем наркотик и СПИД.

Так давайте скрывать от Америки,

что и там коммунизм победит!

1996

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ

Когда ты ударишь ребенка во злобе

поспешной нелегкой рукой,

твой Ангел забьется в тоске и ознобе,

теряя твой светлый покой.

Когда испытаешь измену на друге,

отдавшем сердце тебе,

твой Ангел замрет, холодея в испуге,

слабея в нелепой борьбе.

Мой Ангел печальный, хотя бы ночами

усни, от меня отдохни.

Прости, если больно я сделал невольно.

Я каюсь за грешные дни.

Когда не протянешь упавшему руку.

в лукавстве достигнешь вершин,

твой Ангел усвоит и эту науку.

как муку хранимой души.

А если тебя приласкает правитель,

и ты ему что-то лизнешь,

то жить не захочет твой Ангел-Хранитель.

и выберет яд или нож.

Мой Ангел чудесный спасибо за песни,

что строишь моею рукой.

Строфа монолитна твоею молитвой,

гармония дарит покой.

Когда от тебя отвернется родитель,

и мать тебе скажет - Урод! -

дай Бог, чтоб на время, твой Ангел-Хранитель

с ума непременно сойдет.

А если зверея в корысти за злато

ограбишь свой Край и Народ,