Стихотворения - [33]

Хотел без автомата я найти до Рима путь."

Могло все это вылиться в международный фарс,

но только командир полка был ловок, словно барс,

но только командир полка был не настолько глуп.

Он вовремя прицелился, и закопали труп.

И словно звон колоколов плыл канонады гром.

Все были на солдата злы за вылитый им ром.

"Дороги все приводят в Рим". А сколько их - дорог!

А он все шел и шел по ним, но в Рим попасть не смог

БАЛЛАДА О КАПИТАНЕ

Помню, в нашей зеленой роте был один капитан.

Как-то раз повел по болоту нас этот старый болван.

Нам приказ не дороже жизни, но шагал капитан

по колено в болотной жиже, этот старый болван.

Мы могли бы не лезть в болото, только он все орет:

- Ну-ка, вы, черепашья рота! Поживее вперед!

Нам приказ не дороже жизни, но шагал капитан

уж по пояс в болотной жиже, эот старый болван.

Мы могли бы пойти по суше мимо болот и рек,

только он никого не слушал, наш могучий стратег.

Нам приказ не дороже жизни, но шагал капитан

уж по горло в болотной жиже, этот старый болван.

Только булькнуть тогда успел он - утонул капитан,

он ведь шел впереди так смело, этот старый болван.

Может, нас и осудит кто-то, только каждый был рад,

и усталая наша рота повернула назад.

С этих пор пролетело много не таких уж легких лет,

и теперь уже, слава Богу, капитана этого нет,

но бывает такое в жизни, вдруг покажется, что стоим

по колено в болотной жиже во главе с капитаном своим

и хотим повернуть обратно, только он все орет:

- Пошевеливайтесь, ребята! А ну, живее вперед!

БАЛЛАДА О КАПИТАНЕ ИВАНЕ

Раз доплыл до полюса

Славный капитан Иван.

С корабля уволился

И открыл там ресторан.

И пингвины бегали

В перерыв обедали.

Только с водкой трудно там,

По сто грамм - и то китам.

Трудно там с закусками,

Рыбой и моллюсками,

И пингвины бедные

Льдом одним обедали,

И приплыл однажды кит,

Капитану говорит:

"Убирайся, капитан,

Закрывай свой ресторан",

Но отважен капитан,

Он объехал много стран,

Ресторан он не закрыл,

А кита того споил,

Кит валялся, в доску пьян,

И отважный капитан,

В серебре его виски,

Кита разрезал на куски.

Долго плакали потом

Все пингвины над китом,

И плывут еще киты,

Говорят ему: "Эх, ты

Распилил кита, дурак,

Да еще не ровно так.

Сразу видно, капитан,

Выл ты сам прилично пьян,

И хотя ты капитан,

Сразу видно, что Иван,

Мы тебя не будем есть,

Но у нас акулы есть",

И добавили потом:

"Если пьянствуешь с китом

И решил его споить

Должен сам ты трезвым быть".

БАЛЛАДА О МОЁМ ВРЕМЕНИ

Я жил не сначала в отрезке времен,

что веком двадцатым назвали.

Но всем его скарбом я обременен,

и выброшу что-то едва ли.

Увидел я свет в присно памятный год,

когда забирали ночами.

Гулял в парусиновых туфлях народ

и маршировал с кумачами.

В Германии чернь убивала своих

достойных героев и умниц.

На Эбро бои, под Мадридом бои...

Гитары исчезли с улиц.

И сквозь полуправды нестойкий туман

то время прекрасно и жутко...

Какой на Европу спустился дурман!

Какие царили ублюдки!

Не помню начала войны - я был мал,

но помню и темень и голод.

До тонких нюансов с тех пор понимал

холодный и вымерший город.

Но выжили дети великой земли.

Не все... и отцов увидали.

В слюде керосинки, что на три семьи,

сверкнув, отразились медали.

И в памати детской с тех пор навсегда

отцы - и хмельны и нестроги.

Отважно чужие прошли города,

в свои возвращались в тревоге.

Закончилось время жестоких людей,

и мир стал наивен и честен...

счастливые годы высоких идей

и чистых решений и песен.

Но вещи в моленьях ночных и дневных,

как старые жадные боги,

возникли и жертвы несущих для них

сводили с заветной дороги.

Ударило лихо в упор и не раз

по бывшей ватаге дворовой,

и ставило опыты время на нас,

но мы оставались здоровы.

И память горчит, как над Родиной дым,

и сердце все ноет и ноет...

с кем это было - с народом моим

или с тобой и со мною?..

Доста вкусивши крови и бед

Земля, как беспечный "Титаник",

плывет в свою новую тысячу лет -

одинокий космический странник.

БАЛЛАДА О МОРОЖЕНОМ

На улице Шартажской было дело.

Я был тогда бедовым огольцом,

кастета не имел, но был я смелый,

с открытым, ненапуганным лицом.

Потом, когда я стал большой и гордый,

я был уже запуган, как и ты,

в такие замечательные годы

сексоты людям делали кранты.

Ну, в общем, как-то раз мы шли на дело,

которое нам снилось уж давно,

и мама расколоть меня хотела,

но я сказал ей, что пошел в кино.

Тогда крутили за полночь киношку,

где два бойца дружили на войне,

а мы другую выбрали дорожку,

печальную и скользкую вполне.

Где ты, где ты, где ты, где ты, улица моя?

Это, это, это, это дальние края,

давние приметы, былые времена,

разбрелась по свету старая шпана.

Мы шли по теплым улицам Свердловска,

и были наши совести чисты,

а из бараков драки отголоски

неслись через акации кусты.

Нам попадались бывшие солдаты,

кто с барышней, кто с новым костылем,

мы были пред ними виноваты,

но только мы тогда не знали, в чем.

И шла дорога наша до столовки,

которая была почти кафе,

а там уже стоял фиксатый Вовка,

затерянный в отцовских галифе.

Он нам сказал, что сторож дядя Толя

с бидона браги давит храпака,

и мы теперь, как нас не учат в школе,

войти в таверну можем с чердака.

Где ты, где ты, где ты, где ты, улица моя?