Стихотворения - [16]

мал пейзаж окрестный.

Распят я, и нету чуда,

что летает крест мой.

Даль уходит беспредельно

в горизонт неявный...

Самолет мой - крест нательный

на тебе, и я в нем.

1975

ТАМ, ГДЕ ЮНОСТЬ ЖИВЁТ

Там, где жаворонок - лучший поэт

сочинил на голубом полотне

свой простой, неуловимый куплет

и исчез в вышине,

там, где в просеках толпятся цветы,

молодых стрекоз отправив в полет,

далеко, где пес и травы густы,

моя юность живет.

Она бродит по болотам, по ржи,

и порою глухариных токов

под сосной, раскинув руки, лежит

в том краю родников.

Я вернусь туда, в забытый рассвет.

Спросит Юность - Ты пришел навсегда?

Засмеюсь я и подумаю ~ Нет,

и скажу грустно - Да.

И смолой благоухающий лес,

и дурманом усыпляющих трав

Мою душу заберет у небес

и заткнет за рукав.

Я забуду про друзей и врагов

и стою - пацан - рука у виска,

без понятия веков и богов,

и тоска, тоска и тоска...

Погостить недолгий выделен срок,

и других долгов настанет пора.

Я опять покину этот мирок,

как когда-то с утра.

Там, где летние поля в васильках

бесконечные, как жизнь впереди,

я иду, и словно сойка в силках,

бьется сердце в груди.

1975

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПЕТЕРБУРГ

Проедешь Обводный, и Питер

начнется в окошке вагона,

он справа, когда подлетаешь с востока -

взгляни на него с самолета.

Он вечно в дыму, и на севере -

грязного, сизого тона.

Представь - среди женщин, детей

и чиновников ждет тебя кто-то.

А кто-то не ждет, но от радости

речи лишится,

когда ты измученным телом

вомнешься в парсек коммуналки

и в грустных глазах отразишь

петербургские бледные лица,

увидишь, как мало пространства

и как его городу жалко.

Но это неважно, поскольку

другие миры в нас...

Они необъятны, и даже тоска наша

их не заполнит.

Смотри, говори, прикасайся

к руке непрерывно...

Ты опыт имеешь и знаешь,

что это не больно.

А вот и обои, нелепый рояль

и старинная эта лепнина,

скрипучий паркет в коридоре

длиннющем и черном,

амур запыленный с отбитым

крылом у камина

и я, Петербург, за пристрастье к гармонии

(Боже!) пожизненно твой заключенный.

1975

ЛАДОНИ НА ГЛАЗАХ

Я суетился, глупо жил, спешил в тоске и жажде,

вдруг кто-то руки положил мне на глаза однажды.

Прохладное от глаз к вискам я чувствую касанье -

узнать кого-то по рукам немое приказанье.

И я задумался на миг, качаясь как в вагоне, -

мужчина, женщина, старик?.. неясные ладони...

Кто так уверен, что со мной был близок или дружен.

что до сих пор в судьбе земной он мне зачем-то нужен?

Ах. это ты, мой старый друг, твоя повадка, точно!

Но нет... ладоней полукруг лежит легко, но прочно.

Да, вспомнил я. ведь ты ушел не в лучший день и час мой.

В ладонях теплых хорошо, и память тихо гаснет...

Теперь я понял - это ты! Откуда ты явилась?

Освободи от темноты, откройся, сделай милость!

Твоя вина. моя вина - забудь, и я забуду...

Ты? отгадал я! тишина... нет, не свершиться чуду.

Ах, это мама! мама, ты?! В ответ опять молчанье.

Заговорился. Темноты не видно окончанья.

С ума сошел я, фантазер, ведь ты скрестила руки

в краю лесов, в краю озер на вечныя разлуки.

Невольно так себе я лгу с закрытыми глазами.

Нет! отгадать я не могу, скажите имя сами.

Ах, нет, не убирайте рук! я памяти внимаю

и слышу чей-то сердца стук, но чей? Не понимаю...

Кто так уверен, что со мной был близок или дружен.

что до сих пор в судьбе земной он мне зачем-то нужен?..

1975

СТАРИКИ

В местах, где на граните Петербурга

забыло время то царапину, то шрам,

и тихий свет от солнечного круга

ложится без теней по берегам,

на мостиках горбатых по Фонтанке

и вдоль резных оград особняков

и в солнце, и в туманы спозаранку

встречаю ленинградских стариков.

Их лица, словно карты странствий дальних,

испещрены дорогами времен,

и свет в глазах туманный и хрустальный

скрывает связь событий и имен.

В их памяти лежит тяжелым кладом

эпоха ожиданий и надежд,

тревоги и восторги Петрограда

и ужасы нашествия невежд.

И шаркают они по листьям желтым,

шепча; и щурясь, и качая головой,

и хлеб насущный в сереньких кошелках

касается намокшей мостовой.

И в магазине долго и спокойно

считают мелочь тёплую с руки,

в нелегкий мир и в тягостные войны

ценить они учились медяки.

Их одиночества достойны поклоненья

и в безнадежности своей, и в чистоте,

но равнодушны молодые поколенья

к их краткой и печальной красоте.

На мостиках горбатых по Фонтанке

и вдоль резных оград особняков

и в солнце, и в туманы спозаранку

встречаю ленинградских стариков.

1975

КАНЦОНЕТТА

Ах, представьте, такая случилась беда —

потерпел пораженье в важнейшем я споре. . .

На Босфоре я не был почти никогда,

но спешу, как пролив, все в какое-то море.

Вот такая-то в жизни моей ерунда.

Вы представьте, в мои молодые годы

я рассеяным был, словно по ветру пепел,

и от мыслей на лбу закипала вода,

и познавшим печаль я казался нелепым.

Вот такая-то в жизни моей ерунда.

Удивительных глаз голубая слюда

отражала меня молодым и невзрачным,

и не мог я пройти, не оставив следа,

потому что для опытных глаз был прозрачным.

Вот такая-то в жизни моей ерунда.

Вы представьте, что слов золотые стада

я пасу на бескрайней равнине метафор,

и журчит по страницам святая вода,

и последние книги достал я из шкафа.