Стихотворения - [20]

«За веру, за царя мы, — говорят, — помрем,

Чем у французов быть в подда́нстве».

Иль в лодке вдоль реки, по брегу пеш, верхом,

Качусь на дрожках я соседей с вереницей;

То рыбу у́дами, то дичь громим свинцом,

То зайцев ловим псов станицей.

Иль стоя внемлем шум зеленых, черных волн,

Как дерн бугрит соха, злак трав падет косами,

Серпами злато нив, — и, ароматов полн,

Порхает ветр меж нимф рядами.

Иль смотрим, как бежит под черной тучей тень

По ко́пнам, по снопам, коврам желто-зеленым

И сходит солнышко на нижнюю степень

К холмам и рощам сине-темным.

Иль, утомясь, идем скирдов, дубов под сень;

На бреге Волхова разводим огнь дымистый;

Глядим, как на воду ложится красный день,

И пьем под небом чай душистый.

Забавно! в тьме челнов с сетьми как рыбаки,

Ленивым строем плыв, страшат тварь влаги стуком[223];

Как парусы суда и лямкой бурлаки

Влекут одним под песнью духом.

Прекрасно! тихие, отлогие брега

И редки холмики, селений мелких полны,

Как, полосаты их клоня поля, луга,

Стоят над током струй безмолвны.

Приятно! как вдали сверкает луч с косы

И эхо за́ лесом под мглой гамит народа,

Жнецов поющих, жниц полк и́дет с полосы,

Когда мы едем из похода.

Стекл заревом горит мой храмовидный дом,

На гору желтый всход меж роз осиявая,

Где встречу водомет шумит лучей дождем,

Звучит музы́ка духовая.

Из жерл чугунных гром[224] по праздникам ревет;

Под звездной молнией, под светлыми древами

Толпа крестьян, их жен вино и пиво пьет,

Поет и пляшет под гудками.

Но скучит как сия забава сельска нам,

Внутрь дома тешимся столиц увеселеньем;

Велим талантами родных своих детя́м

Блистать: музы́кой, пляской, пеньем.

Амурчиков, харит плетень, иль хоровод,

Заняв у Талии игру и Терпсихоры,

Цветочные венки пастух пастушке вьет,

А мы на них и пялим взоры.

Там с арфы звучныя порывный в души гром,

Здесь тихогрома[225] с струн смягченны, плавны тоны

Бегут, — и в естестве согласия во всем

Дают нам чувствовать законы.

Но нет как праздника, и в будни я один,

На возвышении сидя столпов перильных,

При гуслях под вечер, челом моих седин

Склонясь, ношусь в мечтах умильных;

Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?

Мимолетящи суть все времени мечтаньи:

Проходят годы, дни, рев морь, и бурей шум,

И всех зефиров повеваньи.

Ах! где ж, ищу я вкруг, минувший красный день?

Победы слава где, лучи Екатерины?

Где Павловы дела? — Сокрылось солнце, — тень!..

Кто весть и впредь полет орлиный?

Вид лета красного нам Александров век;

Он сердцем нежных лир удобен двигать струны;

Блаженствовал под ним в спокойстве человек,

Но мещет днесь и он перуны.[226]

Умолкнут ли они? — Сие лишь знает тот,

Который к одному концу все правит сферы;

Он перстом их своим, как строй какой ведет,

Ко благу общему склоняя меры.

Он корни помыслов, он зрит полет всех мечт

И поглумляется безумству человеков:

Тех освещает мрак, тех помрачает свет

И днешних и грядущих веков.

Грудь россов утвердил, как стену, он в отпор

Темиру новому под Пультуском, Прейсш-лау;[227]

Младых вождей расцвел победами там взор

И скрыл орла седого славу.[228]

Так самых светлых звезд блеск меркнет от нощей.

Что жизнь ничтожная? Моя скудельна лира!

Увы! и даже прах спахнет моих костей

Сатурн крылами с тленна мира.

Разрушится сей дом, засохнет бор и сад,

Не воспомянется нигде и имя Званки;

Но сов, сычей из дупл огнезеленый взгляд

И разве дым сверкнет с землянки.

Иль нет, Евгений! ты, быв некогда моих

Свидетель песен здесь, взойдешь на холм тот страшный,

Который тощих недр и сводов внутрь своих

Вождя, волхва гроб кроет мрачный,[229]

От коего, как гром катается над ним,

С булатных ржавых врат и сбруи медной гулы

Так слышны под землей, как грохотом глухим,

В лесах трясясь, звучат стрел тулы.

Так, разве ты, отец! святым своим жезло́м

Ударив об доски, заросши мхом, железны,

И свитых вкруг моей могилы змей гнездом

Прогонишь — бледну зависть — в бездны.

Не зря на колесо веселых, мрачных дней,

На возвышение, на пониженье счастья,

Единой правдою меня в умах людей

Чрез Клии воскресишь согласья.

Так, в мраке вечности она своей трубой

Удобна лишь явить то место, где отзывы

От лиры моея шумящею рекой

Неслись чрез холмы, долы, нивы.

Ты слышал их, — и ты, будя твоим пером

Потомков ото сна, близ Севера столицы,

Шепнешь в слух страннику, вдали как тихий гром:

«Здесь бога жил певец, — Фелицы».

1807

Признание

Не умел я притворяться,

На святого походить,

Важным саном надуваться

И философа брать вид;

Я любил чистосердечье,

Думал нравиться лишь им,

Ум и сердце человечье

Были гением моим.

Если я блистал восторгом,

С струн моих огонь летел,

Не собой блистал я — богом;

Вне себя я бога пел.

Если звуки посвящались

Лиры моея царям, —

Добродетельми казались

Мне они равны богам.

Если за победы громки

Я венцы сплетал вождям, —

Думал перелить в потомки

Души их и их детям.

Если где вельможам властным

Смел я правду брякнуть вслух, —

Мнил быть сердцем беспристрастным

Им, царю, отчизне друг.

Если ж я и суетою

Сам был света обольщен, —

Признаюся, красотою

Быв плененным, пел и жен.

Словом: жег любви коль пламень,

Падал я, вставал в мой век.

Брось, мудрец! на гроб мой камень,

Если ты не человек.

1807

«Река времен в своем стремленьи…» [230]

Река времен в своем стремленьи

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья