Стихотворения - [34]

Бойцам за красную жизнь

Деревенским активистам

Октябрьский праздник… Речи… Флаги…

Нет смятых дракою боков.

Не воют пьяные ватаги

У деревенских кабаков.

Сосредоточенно и строго

Колхозник складывает речь.

Работы срочной, новой много,

И время надобно беречь.

Чересполосица и давка

Кому, отсталому, мила?

Сохе-кормилице — отставка:

Плохой кормилицей была.

Доселе дикой целиною

Идут ряды стальных коней.

Кулак лишь бредит стариною,—

Не беднякам рыдать по ней.

Как жили? Полосы делили.

Земля была худа, тесна.

И сельский «мир» за то хвалили,

Что «на миру и смерть красна!».

Октябрь был битвой не напрасной,

Иным крестьянский стал уряд:

В собраньях не о «смерти красной»,

О красной жизни говорят.

Вперед от старого бурьяна!

Бойцы за Ленинский завет,

Вам всем от Бедного Демьяна

Октябрьский пламенный привет!

1931

«Задули»

Телеграмма-молния

МОСКВА. Д. БЕДНОМУ.

Задули первую домну. К дню выдачи чугуна ждем твоей ответной продукции.

Кузнецкстрой

«Задули домну, голова!»

Что это? «Мудрое» какое изреченье?

А мудрость в нем меж тем, а радость какова!

Обыкновенные — по внешности — слова

Приобрели у нас особое значенье.

«Задули»! Грубое словцо?

Смотря для чьих ушей. Для нас в нем налицо

Такая гордости оправданной безбрежность,

Такая творческая нежность!

Ведь домна каждая для нас — защитный форт,

И мы о том всему Союзу рапортуем,

Скосившись на врагов: пусть знают, чтоб их черт,

Что мы, коль тронут нас, не так еще «задуем»!

1932

еж

Где объявился еж, змее уж там не место.

«Вот черт щетинистый! Вот проклятущий

бес-то!

Ну, погоди ужо: долг красен платежом!»

Змея задумала расправиться с ежом.

Но, силы собственной на это не имея,

Она пустилася вправлять мозги зверьку, Хорьку:

«Приятель, погляди, что припасла к зиме я:

Какого крупного ежа!

Вот закусить кем можно плотно!

Одначе, дружбою с тобой дорожа,

Я это лакомство дарю тебе охотно.

Попробуешь, хорек, ежиного мясца,

Ввек не захочешь есть иного!»

Хорьку заманчиво и ново Ежа испробовать.

Бьет у хорька слюнца:

«С какого взять его конца?»

«Бери с любого!

Бери с любого! —

Советует змея. — С любого, голубок!

Зубами можешь ты ему вцепиться в бок

Иль распороть ему брюшину,

Лишь не зевай!»

Но еж свернулся уж в клубок.

Хорь, изогнувши нервно спину,

От хищной радости дрожа,

Прыжком метнулся на ежа И напоролся… на щетину.

Змея шипит: «Дави! Дави его! Дави!..

Да что ты пятишься? Ополоумел, что ли?!»

А у хорька темно в глазах от боли

И морда вся в крови.

«Дави сама его! — сказал змее он злобно. —

И ешь сама… без дележа.

Что до меня, то блюдо из ежа.

Мне кажется, не так-то уж съедобно!»

Мораль: враги б давно вонзили в нас

клыки.

Когда б от хищников, грозящих нам

войною,

Не ограждали нас щетиною стальною

Красноармейские штыки.

1933

Пчела

В саду зеленом и густом

Пчела над розовым кустом

Заботливо и радостно жужжала.

А под кустом змея лежала.

«Ах, пчелка, почему, скажи, судьба твоя

Счастливее гораздо, чем моя?» —

Сказала так пчеле змея:

«В одной чести с тобой мне быть бы надлежало.

Людей мое пугает жало,

Но почему ж тогда тебе такая честь

И ты среди людей летаешь так привольно?

И у тебя ведь жало есть.

Которым жалишь ты, и жалишь очень больно!»

«Скажу. Ты главного, я вижу, не учла, —

Змее ответила пчела, —

Что мы по-разному с тобою знамениты,

Что разное с тобой у нас житье-бытье,

Что ты пускаешь в ход оружие свое

Для нападения, я ж — только для защиты».

1933

Лодырский паек

Вешний ласкою Алешку

Воздух утренний свежит.

Растянулся лодырь в лежку

И — лежит, лежит, лежит.

Пашут пусть, кому охота,

Кто колхозом дорожит,

Для кого мила работа.

Он, Алешка, полежит.

Встала рожь густой стеною,

Спелым колосом дрожит.

Книзу брюхом, вверх спиною

Лодырь рядышком лежит.

Весь колхоз воспрянул духом:

«Урожай нам ворожит!»

Вверх спиною, книзу брюхом

Лодырь знай свое лежит.

Вот и осень. После лежки

Лодырь мчит с мешком в колхоз.

«Ты чего?» — «Насчет дележки!»

 «Шутишь, парень, аль всерьез?!»

Все смеются: «Ну, и штуки ж!»

У Алешки сердце — ек!

Обернулся в голый кукиш

Полный лодырский паек!

1933

Неизлечимый

Какой-то тип страдал запоем.

В запое был он зверски лют,

Бросаясь с руганью, с разбоем

На неповинный встречный люд.

Казалось, за его разбойные замашки

Ему недолго ждать смирительной рубашки.

Но пьяницу друзья решили излечить,

Зло пьянства перед ним насквозь разоблачить

И водку поднести ему с такой приправой,

Чтоб он с минуты самой той.

Как выпьет мерзостный настой,

Пред водкой морщился б, как перед злой отравой,

Чтоб водочный ему был неприятен дух, —

Друзья преподнесли ему настой… из мух:

«Пей, милый! Снадобье особой изготовки!»

Что ж пьяница? Без остановки

Он стопку вылакал, икнул, взглянул на дно

И, там увидя мух — брюшко и две головки, —

Глотнул их тоже заодно,

Причмокнувши: «Ух ты! Уж не пивал давно

Такой чудеснейшей… муховки!»

В Берлине так один фашистский коновод,

Смеясь, хватался за живот,

Когда, фашистскую пред ним пороча шпанку,

Его стыдили: дескать, вот

Фашистских подвигов вскрываем мы изнанку.

Ответ далеким был от всякого стыда:

«Что?.. Молодцы мои — погромщики?.. О да!

Не понимаю, господа.

За что ж на них вы так сердиты?

Великолепные, ей-богу же, бандиты!»

1933

Наша Родина

Дворяне, банкиры, попы и купечество,

В поход обряжая Тимох и Ерем,

Вопили: «За веру, царя и отечество

Умрем!»

«Умрем!»

«Умрем!»