Стихотворения - [35]

И умерли гады нежданно-негаданно.

Став жертвой прозревших Ерем и Тимох.

Их трупы, отпетые нами безладанно,

Покрыли могильная плесень и мох.

«За веру!» —

Мы свергли дурман человечества.

«Царя!» —

И с царем мы расчеты свели.

«Отечество!» —

Вместо былого отечества

Дворян и банкиров, попов и купечества —

Рабоче-крестьянское мы обрели.

Бетоном и сталью сменивши колодины,

Мы строим великое царство Труда.

И этой — родной нам по-новому — родины

У нас не отбить никому никогда!

1934

Кого мы били

Корнилов

Вот Корнилов, гнус отборный,

Был Советам враг упорный.

Поднял бунт пред Октябрем:

«Все Советы уберем!

Все Советы уберем,

Заживем опять с царем!»

Ждал погодки, встретил вьюгу.

В Октябре подался к югу.

Объявившись на Дону,

Против нас повел войну.

Получил за это плату:

В лоб советскую гранату.

Краснов

Как громили мы Краснова!

Разгромив, громили снова

И добили б до конца, —

Не догнали подлеца.

Убежав в чужие страны,

Нынче он строчит романы,

Как жилось ему в былом

«Под двуглавым…»

Под Орлом.

Настрочив кусок романа.

Плачет он у чемодана:

«Съела моль му-у-ундир… шта-ны-ы-ы-ы,

Потускнели галуны-ы-ы-ы».

Деникин

Вот Деникин — тоже номер!

Он, слыхать, еще не помер,

Но, слыхать, у старика

И досель трещат бока.

То-то был ретив не в меру.

«За отечество, за веру

И за батюшку царя»

До Орла кричал: «Ур-р-ря!»

Докричался до отказу.

За Орлом охрип он сразу

И вовсю назад подул.

Захрипевши: «Кар-ра-ул!»

Дорвался почти до Тулы.

Получив, однако, в скулы,

После многих жарких бань

Откатился на Кубань,

Где, хвативши также горя,

Без оглядки мчал до моря.

На кораблике — удал! —

За границу тягу дал.

Шкуро

Слыл Шкуро — по зверству — волком,

Но, удрав от нас пешком,

Торговал с немалым толком

Где-то выкраденным шелком

И солдатским табаком.

Нынче ездит «по Европам»

С небольшим казацким скопом

Ради скачки верховой

На арене… цирковой.

Мамонтов

Это Мамонтов-вояка,

Слава чья была двояка,

Такова и до сих пор:

— Генерал и вместе — вор!

«Ой да, ой да… Ой да, эй да!» —

Пел он весело до «рейда».

После рейда ж только «ой» —

Кое-как ушел живой;

Вдруг скапутился он сразу,

Получивши то ль заразу,

То ль в стакане тайный яд.

По Деникина приказу

Был отравлен, говорят,

Из-за зависти ль, дележки

Протянул внезапно ножки.

Колчак

Адмирал Колчак, гляди-ко,

Как он выпятился дико.

Было радостью врагу

Видеть трупы на снегу

Средь сибирского пространства:

Трупы бедного крестьянства

И рабочих сверхбойцов.

Но за этих мертвецов

Получил Колчак награду:

Мы ему, лихому гаду,

В снежный сбив его сугроб,

Тож вогнали пулю в лоб.

Анненков

Сел восставших усмиритель,

Душегуб и разоритель,

Искривившись, псом глядит

Борька Анненков, бандит.

Звал себя он атаманом,

Разговаривал наганом;

Офицерской злобой пьян,

Не щадя, губил крестьян,

Убивал их и тиранил,

Их невест и жен поганил.

Много сделано вреда,

Где прошла его орда.

Из Сибири дал он тягу.

Все ж накрыли мы беднягу,

Дали суд по всей вине

И — поставили к стене.

Семенов

Вот Семенов, атаман,

Тоже помнил свой карман.

Крепко грабил Забайкалье.

Удалось бежать каналье.

Утвердился он в правах

На японских островах.

Став отпетым самураем,

Заменил «ура» «банзаем»

И, как истый самурай,

Глаз косит на русский край.

Ход сыскал к японцам в штабы:

«Эх, война бы! Ух, война бы!

Ай, ура! Ур… зай! Банзай!

Поскорее налезай!»

Заявленья. Письма. Встречи.

Соблазнительные речи!

«Ай, хорош советский мед!»

Видит око — зуб неймет!

Хорват

Хорват — страшный, длинный, старый,

Был палач в Сибири ярый

И в Приморье лютый зверь.

Получивши по кубышке,

Эта заваль — понаслышке —

«Объяпонилась» теперь.

Юденич

Генерал Юденич бравый,

Тоже был палач кровавый,

Прорывался в Ленинград,

Чтоб устроить там парад:

Не скупился на эффекты,

Разукрасить все проспекты.

На оплечья фонарей

Понавесить бунтарей.

Получил под поясницу.

И Юденич за границу

Без оглядки тож подрал,

Где тринадцать лет хворал

И намедни помер в Ницце —

В венерической больнице

Под военно-белый плач:

«Помер истинный палач!»

Миллер

Злой в Архангельске палач,

Миллер ждал в борьбе удач.

Шел с «антантовской» подмогой

На Москву прямой дорогой:

«Раз! Два! Раз! Два!

Вир марширен нах Москва!»

Сколько было шмерцу герцу,

Иль, по-русски, — боли сердцу:

Не попал в Москву милок!

Получил от нас он перцу,

Еле ноги уволок!

Махно

Был Махно — бандит такой.

Со святыми упокой!

В нашей стройке грандиозной

Был он выброшенным пнем.

Так чудно в стране колхозной

Вспоминать теперь о нем!

Врангель

Герр барон фон Врангель.

Тоже Видно аспида по роже —

Был, хоть «русская душа»,

Человек не караша!

Говорил по-русски скверно

И свирепствовал безмерно,

Мы, зажав его в Крыму,

Крепко всыпали ему.

Бросив фронт под Перекопом,

Он подрал от нас галопом.

Убежал баронский гнус.

За советским за кордоном

Это б нынешним баронам

Намотать себе на ус!

* * *

Мы с улыбкою презренья

Вспоминаем ряд имен,

Чьих поверженных знамен

После жаркой санами схватки

Перетлевшие остатки

Уж ничто не обновит:

Жалок их позорный вид,

Как жалка, гнусна порода

Догнивающего сброда,

Что гниет от нас вдали,

Точно рыба на мели.

Вид полезный в высшей мере

Тем, кто — с тягой к злой афере,

Злобно выпялив белки,

Против нас острит клыки!

Первое слово

(Пленуму Союза советских писателей, назначенному в г. Минске и посвященному советской поэзии)

Через Минск шли части фронтовые,

На панов шли красные бойцы.

Я тогда увидел вас впервые,