Стихотворения - [12]

Когда далеко вдохновенный

Нам жаворонок песнь поет.

И, распростершись над соснами,

Орел на воздухе висит,

И над полями, над морями

В родимый край журавль летит…

8 апреля 1839

3

<Отрывок из первого действия>

Ручьи и потоки катятся свободно..

Упорные льды растопила весна,

И зеленью новой земля убрана;

Старухи-зимы все усилья бесплодны,

И в дикие горы уходит она.

Оттуда спор вновь начинает, и вдруг

Бессильную льдину с утеса уронит,

Засыплет на миг зеленеющий луг;

Но солнце повсюду всё белое гонит;

Повсюду стремленье, всё просится жить,

Всё красками хочет оно оживить;

И если цветов на лугах не встречает,

Нарядных людей за цветы принимает.

Оглянись – и с высоты

Посмотри на город ты,

Как из темных там ворот,

Шумя и пестрея, выходит народ;

Всех дума весельем одним занята:

Празднуют воскресенье Христа!

Сами воскресли они в день веселый

Из душных жилищ, яз домов, переходов,

От уз ремесла и работы тяжелой,

От гнета их низменных кровель и оводов,

Из улиц, давящих своей теснотою,

Из ночи таинственной храмов своих, —

Вес они вышли на свет в этот миг.

Смотри же, смотри, как толпа за толпою

Бежит средь садов и зеленых полей,

Как река всей шириною

Столько веселых колеблет ладей.

Последний, тяжко нагруженный,

Вот челн вверяется волнам.

С горы, я вижу, отдаленной

Цветные платья блещут нам.

Но гул растет сильнее вдвое,

Народа небо здесь прямое,

Здесь всякий радостно шумит,

Здесь человек я, здесь могу им быть.

<1839>

4

Песнь Маргариты

Ах, склони,

Многоскорбящая,

Твой взор до горя моего!

В груди со сталью,

С немой печалью

Глядишь на смерть ты сына своего;

К отцу взираешь

И воссылаешь,

Страдая горько, вздохи за него.

Кто слышит,

Как пышет

Вся горем грудь отравлена;

Сердце здесь чего боится,

Что дрожит, к чему стремится —

Знаешь ты, лишь ты одна!

Везде, куда ни йду я, —

Тоску, тоску, тоску я

Несу всегда с собой;

Одна ли время трачу,

Я плачу, плачу, плачу;

Весь дух истерзан мой!

Цветы перед окошком

Слезами улила,

Когда поутру рано,

Я их тебе рвала;

Как солнце, подымаясь,

Блеснуло мне в окно,

Сидела уж, терзаясь,

В постели я давно.

Спаси меня: смерть и позор грозят!

Ах, склони,

Многоскорбящая,

К моей печали милостивый взгляд!

17 мая 1839

* * *

Не говорить, молчать должна я,

Мне клятва эта – долг святой,

Перед тобой бы всё сказать желая, —

Не так назначено судьбой.

В урочный час меняет солнца луч

Ночную тень, и свет его сменяет,

Из недр скалы бьет тихо вешний ключ,

Она своих даров от мира не скрывает.

Отрадно всем в рыданьях и слезах

Пред другом всё излить, что сердце гложет,

Но клятва на моих лежит устах —

И только бог лишь разрешить их может.

Ноябрь 1839

Коринфская невеста

Юноша, оставивши Афины,

В первый раз в Коринф пришел, и в нем

Отыскать хотел он гражданина,

С кем отец его бывал знаком:

Еще в прежни дни

Сына, дочь – они

На́звали невестой с женихом.

Но приветы и прием радушный

Стоить дорого ему должны:

Чтитель он богов еще послушный,

А они уж все окрещены.

Входит вера вновь —

И тогда любовь

Часто с верностью истреблены.

Тихо в доме, мирно почивает

Вся семья, лишь мать не спит одна;

Гостя радостно она встречает.

Комната ему отведена;

Пища и вино,

Всё припасено,

И спешит проститься с ним она.

Но его не манит вкусный ужин;

Он дорогой дальней утомлен;

Вот постеля, – ему отдых нужен,

И ложится, не раздевшись, он.

Дремлет он, – и вот

Кто-то там идет

К дверям… Он смотрит, изумлен.

Видит он – с лампадою, несмело

Дева в комнату к нему вошла,

В белом платье, в покрывале белом

И с повязкою вокруг чела.

Бросив взгляд, она,

Ужаса полна,

Руку белую приподняла.

«Разве я в семье своей чужая?

Мне и весть о госте не дошла.

Да, в своей темнице заперта я!..

Мне стыдливость душу обняла…

Мирно отдыхай,

Ложа не бросай,

Я уйду сейчас же, как пришла!»

– «О, останься, милое созданье, —

К ней вскричал, вскочивши, гость младой. —

Вот Цереры, Бахуса даянье, —

Ты Амура привела с собой.

Ты дрожишь, бледна…

О, приди сюда,

Воздадим богам хвалу с тобой!»

– «Юноша, не прикасайся, бедный!

Не делить восторгов пылких нам.

Мать моя свершила шаг последний:

Предана болезненным мечтам,

Поклялась она

Посвящать всегда

Младость и природу небесам.

И богов старинных рой любимый

Бросил дом в добычу пустоте!

В небесах теперь один, незримый,

Лишь спаситель чтится на кресте.

Прежних нет здесь жертв:

Сам падет здесь мертв

Человек, в безумной слепоте!»

Жадно внемлет каждое он слово,

Не пропустит буквы ни одной:

«Как, ужели здесь, под тихим кровом,

Милая невеста предо мной?

Будь моей теперь!

Нам с небес, поверь,

Счастье шлет обет отцов святой!»

– «Юноша, не нам соединиться,

Ты второй назначен уж сестре.

Ах, когда меня гнетет темница,

Помни на груди ее о мне!

Я тебя люблю,

И любя – делю,

И сокроюсь скоро я в земле!»

– «Нет, Гимен доволен нашей страстью!

Этим пламенем святым клянусь!

Да, жива ты для меня, для счастья, —

В дом к отцу с тобой я возвращусь…

Милая, постой,

Торжествуй со мной

Брачный неожиданный союз!..»

Знаки верности они меняют:

Цепию дарит она златой,

Он взамен ей чашу предлагает

Редкую, работы дорогой.

«То не для меня —

Но, прошу тебя,

Дай один мне светлый локон твой».

Страшный час пробил под небесами.

И всё жизнью стало в ней полно…

Конец 1830-х годов

Из Гейне

* * *

Как луна лучом пронзает

Облаков туманный рой,

Так из темных лет выходит

Легкий образ предо мной.